Раз ошибка, два ошибка… Дело о деревянной рыбе - Сильвия Макникол Страница 29

Мы с папой идём наверх, чтобы переодеться. Рене остаётся наедине со своим вязанием. Я понятия не имею, как одеваться на подобные мероприятия. Но решаю приодеться в самое лучшее, потому что мой напарник точно будет сиять.

У меня есть одна белая рубашка, один тёмный пиджак, одни классические брюки и одна пара тесных туфель на выход. Тесных, потому что с дедушкиных похорон мои ноги успели вырасти. Я надеваю всё это и заглядываю к папе:

– Галстук не одолжишь?

– Конечно. Заходи, выбирай.

Я кручу подставку с галстуками с самолётиками, кленовыми листьями, в мелкую клетку, с красными сердечками, в фиолетовый горох в поисках того самого, голубого, с зелёной рыбой, выпрыгивающей из воды. Она очень похожа на ту, которую я разрисовал. Я беру галстук, и папа показывает мне перед зеркалом, как завязать виндзорский узел.

Папа тоже принарядился. Он даже волосы уложил гелем, что, впрочем, лишь всё усугубило. Мои волосы он тоже ставит вверх.

– Может, мы и маму вытащим на ужин, если она вернётся вовремя, – говорит он на выходе из ванной.

Как только мы касаемся ногами нижних ступенек, Рене начинает свистеть.

Папа улыбается и отвешивает поклон. Я закатываю глаза.

Мы идём к виноград-мобилю. Так папа называет нашу фиолетовую малолитражку. Когда я открываю заднюю дверь, папа кричит:

– Погоди-ка! – указывает он на сиденье. – Собачья шерсть! – замечает он.

Конечно, это же наша рабочая машина. На дверях даже красуется наш логотип – отпечаток лап.

Папа возвращается в дом, а потом выходит из него с одеялом, которое он бросает на заднее сиденье. Мы садимся на одеяло.

Затем папа разворачивает виноградинку, чтобы заехать за миссис Кобай, что лишний раз подтверждает, что ему не удалось убедить отца Рене прийти и поддержать сына на конкурсе. Думаю, его попытка всё усугубила. Как только миссис Кобай садится в машину, Рене съёживается на сиденье.

Миссис Кобай кажется расстроенной, поэтому она сидит тихо.

– Спасибо, что предложили подвезти, – говорит она, едва заметно шмыгая носом. – А ещё спасибо за то, что Рене переночевала у вас, – её венгерский акцент становится едва заметным, когда она произносит слово «ещё». Она очень красивая, у неё карие глаза и каштановые волосы. Миссис Кобай носит тёмные цвета, у неё на одежде нет блёсток, как у Рене.

– Не волнуйтесь. Она так активно помогает Стивену выгуливать моих клиентов, что я не удержался и заказал для неё форму. Надеюсь, вы не против.

«Ну-ну», – думаю я.

Рене приподнимается с сиденья и снова начинает улыбаться.

– Хорошо, – отвечает миссис Кобай. Она шмыгает носом и меняет тему разговора. – Знаете, мой муж всегда хотел стать архитектором, но выучился на инженера, потому что так хотел его отец.

Папа кивает, не отводя глаз от дороги.

– Архитектура – это искусство. Наш Аттила должен заниматься архитектурой. Она откроет для него столько возможностей, – разводит она руками.

«Граффити – тоже искусство», – думаю я. Школьные стены тоже открывают много возможностей для таланта.

– Я выгуливаю собак, – говорит папа. – К счастью, мой отец уже умер. Он осудил бы меня. Раньше я работал воздушным диспетчером. Но стресс меня убивал.

– В небе так много самолётов. Любой испытывал бы стресс на вашем месте, – соглашается миссис Кобай, улыбаясь. – Если Аттила хочет рисовать, пусть рисует. Я ничего не имею против, – вздыхает она, а затем мы проезжаем пару миль до галереи в тишине.

Здание галереи искусств Бёрлингтона неправильной формы. Его построили на берегу озера Онтарио. Одна часть его крыльев треугольной формы, другая – четырёхугольной. Панорамные окна от пола до потолка украшают стены из серого камня. У западного угла стоит странная оранжевая стела. Она называется Ребекка, в честь дочери скульптора. Я узнал об этом, когда мы всем классом приехали на экскурсию и урок гончарного искусства.

Мы приезжаем за пятнадцать минут до начала. Парковка уже забита.

– Миссис Ирвин напрасно думает, что искусство никому не интересно, – говорит Рене. – Только посмотри на это.

Папа ездит туда-сюда, пока мы не находим небольшое свободное место у мусорного контейнера.

Другие машины тоже ездят взад-вперёд по улице в поисках свободных парковочных мест. Мы выбираемся из машины и заходим через чёрный вход.

В галерее установлен стенд, на котором красуются голубые и зелёные статуэтки ангелов. На самом его верху стоят серые каменные статуэтки. Я замечаю их, только когда мы отходим подальше.

– Посмотри, как круто! – Я тычу пальцем в статую, изображающую упитанных мальчиков на трёхколесных велосипедах.

– Да! Только посмотри сюда, – говорит Рене, протягивая руку к гигантскому красно-белому пауку, который висит над дверью.

По указателям мы должны попасть в большой зал, где выставлены работы конкурсантов, а это значит, что мы должны обойти всё здание. Ура! В коридорах выставлено ещё больше скульптур и предметов, среди которых встречаются танцующие коровы, чайники с изображением инопланетян. В центральной части галереи располагается оранжерея со скульптурами, в которой растёт огромный папоротник и розовые цветы. Напротив оранжереи висит моя любимая полка, которая заполнена будто растекающимися овощами из керамики.

Искусство заставляет меня улыбаться, а некоторые экспонаты ещё и поражают воображение. Но то, что мы видим в зале с конкурсными работами, просто сражает меня наповал. Я не могу вымолвить ни слова. Я даже дышать не могу.

На большом экране изображён танк Аттилы, который прорывается через школьную стену.

Миссис Кобай охает.

Картинка на экране расплывается, и её сменяет другая. Теперь на нём вагон, в котором разрывается граната.

Папа смотрит на экран, затаив дыхание.

Рене зажимает рот руками, чтобы не закричать. Она стоит со слезами на глазах. Вагон превращается в путепровод, на котором стоит пулемёт.

Наконец, на экране появляется водонапорная башня, на которой нарисовано ружьё.

– Только не это, – кричит Рене.

Она думает тоже, что и я? Это же ружьё мистера Руперта. Аттила украл его и использовал как модель для рисования.

Если Стар слышала, как мы сказали, что пригласим полицейских в галерею, то это была третья ошибка. Тогда мы ещё не знали, что, пригасив их на вечер, мы сделаем пятую ошибку за сегодня. Все картины Аттилы были нарисованы баллончиками на муниципальной собственности. Даже если Аттила не крал ружьё мистера Руперта, его могут обвинить в вандализме… снова.