Мой друг Перси, Буффало Билл и я - Ульф Старк Страница 21

— Заткнись, — огрызнулся я.

— А чем ты предлагаешь заняться? — спросил Перси.

— Пойдем со мной, узнаешь.

Мы пошли за танцплощадку, где обнимались какие-то влюбленные.

— Ну, чего ты хотел? — спросил Перси.

— Вот чего, — ответил я и ударил Перси. За руку Пии на его плече, за ее смех ему на ухо. Я просто не знал, что еще делать. Я со всей силы саданул ему в живот, а потом мы еще помутузили друг дружку. Перси этого не ожидал, так что я легко поборол его и положил на лопатки.

— Лучше бы ты никогда сюда не приезжал! — выпалил я. — Лучше бы ты не становился моим кровным братом!

Перси лежал не шевелясь и таращился на меня:

— Да что на тебя нашло?

— Чего тебе вздумалось с ней танцевать? — не унимался я.

— Послушай, — проговорил он и попробовал отпихнуть меня. — Кавалер не может ответить «нет», если дама приглашает его на танец. Так заведено. Ну, теперь пошли назад к остальным.

Так мы и сделали.

Но когда мы вернулись, там остались только Классе и Пия. Марианна танцевала с Данне. Бенке — с Биргиттой. А Леффе — со своей сестренкой, которую он держал на руках. Мы достали еще по сигарете из пачки Классе — чтобы отогнать комаров.

Пия выпустила облачко дыма в сторону Перси.

— Хочешь, еще станцуем? — предложила она.

— Sorry [6], — ответил он. — У Уффе тяжелая рука, так что я теперь не в форме.

— Тогда лучше пойдем домой, — решил я.

Мы брели по проселочной дороге. С танцплощадки долетали звуки грустного вальса — нам под настроение. Ели казались еще темнее. Птицы примолкли. На небе не было ни звездочки. Я сунул руки в карманы, чтобы не учинить еще какую-нибудь глупость.

— Прости, что я тебя отдубасил, — сказал я. — Я не против быть твоим кровным братом.

— Да понятное дело, — кивнул Перси.

— Не знаю, что на меня нашло. Я и сам был бы рад наплевать на нее.

— Не можешь?

— He-а… Лучше бы ты приехал в прошлом году. Или следующим летом.

— Этот год тоже ничего. Черт, это лучшее лето в моей жизни! И оно еще не кончилось.

— Любовь — это как болезнь, — сказал я.

И мы еще немного поговорили о любви: что она заставляет совершать всякие глупости, на которые ты бы сам по своей воле ни за что не решился. И говорить то, чего на самом деле не думаешь. От нее и радость, и горе одновременно.

— Да она на меня плевать хотела! — вздохнул я.

— Ну, со временем все переменится, — подбодрил меня Перси. — Ты тут первый парень на деревне!

— Знаю, — согласился я. — Но ты все равно на нее больше не заглядывайся!

И я еще разок двинул ему. На этот раз по губам. Уж и не знаю, как это рука сама выбралась из кармана. Перси облизал кровь.

— Прости, — сказал я. — Хочешь, ударь меня тоже.

— Только для острастки, — решил он и двинул меня по носу.

Дальше мы шли молча. Перси слизывал кровь с губы. А я зажимал платком нос.

Когда мы вернулись домой, дедушка стоял в своей серой фетровой шляпе и смотрел на море и темное небо. Верхушки сосен раскачивались, а стрекозы метались в воздухе, словно не могли налетаться вдоволь перед закатом. Дед стоял, уперши руки в боки.

— Природой любуешься? — спросил я.

— Глупости! Вот размышляю, не посадить ли еще одну вишню. Рядом с этим чертовым камнем.

Тут он заметил разбитую губу Перси и мой расквашенный нос.

— Вы что это, парни, подрались?

— Так, в шутку, — отмахнулся Перси.

— А вот и нет, — сказал я. — Просто Перси — придурок.

Я понимал, что это нечестно. Перси уставился в землю — ясно было, что он обиделся. У меня тоже было гадко на душе. И от этого я злился еще больше.

— Не желаю с ним больше разговаривать!

— Не будь идиотом, Уффе, — пристыдил меня дедушка. — Бывает, что и повздоришь с другом, и даже подерешься. Всякое случается.

— Вот ты и дерись со своими старыми камнями, — проворчал я. — Или вон попроси своего дружка почитать тебе про Буффало Билла.

И пошел прочь. Я думал, дедушка рассердится. Но, обернувшись, увидел, что он улыбается.

— Ладно, — проговорил он. — Ишь какой вспыльчивый — весь в меня! Не зря тебя назвали Готфридом, в мою честь.

— Вот именно, это ты во всем виноват! — не вытерпел я. — Брата назвали Густавом в честь маминого деда, а меня пришлось назвать в честь тебя.

Я ушел от них и улегся в нашей хижине. Вскоре туда явился и Перси. Он почистил зубы, сплюнул и натянул на себя тренировочный костюм, который заменял ему пижаму.

— Начнем утром строить плот? — спросил он. — Такой, как ты делал в детстве, — из пластиковых бутылок и старых досок.

Я притворился, что не слышу.

— Может, тогда твоя злость немного поутихнет, — добавил он.

Я промолчал.

— Не хочешь отвечать?

Я зарылся головой в подушку.

— Ну и ладно. Иногда хорошо и в тишине побыть. Только ты не думай, что я с тобой раздружусь. Спокойной ночи, Готфрид!

Я молчал как убитый и только смотрел в небо.

Перси почти сразу заснул. А я лежал и смотрел, как на горизонте громоздятся тучи, словно гора большущих черных камней. Полежав немного, я встал. Сначала мне показалось, что я хочу писать.

Но потом ноги сами понесли меня в поселок.

Я вскарабкался на клен во дворе Пии, уселся на ветку и навел на ее окно дедушкин бинокль.

В комнате горел ночник. Пия лежала в кровати и читала журнал «Бильд». На ней была белая ночная рубашка в синий цветочек. На тумбочке у кровати стоял пластмассовый проигрыватель. Пия то и дело накручивала на палец прядку волос, словно думала о чем-то. Через маленькую щелку в окне до меня долетал масляный голос Элвиса Пресли: «Are you lonesome tonight?» [7]

Да, я был одинок. Никогда в жизни не бывало мне так одиноко!

Я был один — только я и рой комаров.

— Господи милостивый, сделай так, чтобы она встала и улыбнулась мне, — молил я Бога. — Господи милостивый, пусть она заметит меня, впустит в свою комнату, поцелует и скажет, что любит лишь меня. Сверши такое чудо! Или я прошу слишком много?

И что же ответил на это Бог?

Он наслал на меня дождь! Пия так и не встала с постели. Когда Элвис допел до конца, она погасила свет. Но я еще целый час просидел на ветке и позволил Богу промочить меня до нитки.