Аня и Долина Радуг - Люси Мод Монтгомери Страница 19

Мисс Корнелия, как и собиралась, побеседовала с мистером Мередитом, и сказанное ею оказалась в известной мере потрясением для рассеянного священника. Она указала ему — не слишком почтительно — на его безответственность: он позволил бездомной девочке поселиться в доме и жить бок о бок с его детьми, сам при этом ничего не зная о ней и даже не пытаясь узнать.

— Не могу сказать, конечно, что кто-либо от этого особенно пострадал, — сказала она в заключение. — В конечном счете, эту Мэри нельзя назвать испорченной. Я расспрашивала ваших детей и детей Блайтов, и, насколько я могу судить, ничего плохого о девочке сказать нельзя — если не считать того, что она употребляет жаргонные слова и выражается не слишком изысканно. Но подумайте, что могло бы случиться, если бы она оказалась похожей на кое-кого из тех приютских детей, о которых нам известно. Вы сами знаете, чему это несчастное маленькое существо, которое взял в свой дом Джим Флэгг, научило его детей.

Мистер Мередит знал и был искренне потрясен собственной беспечностью.

— Но что же теперь делать, миссис Эллиот? — спросил он беспомощно. — Мы не можем выгнать бедного ребенка из дома. О ней необходимо позаботиться.

— Разумеется. Лучше всего немедленно связаться с руководством приюта в Хоуптауне. Пока же, я полагаю, она вполне могла бы оставаться здесь еще несколько дней — до того момента, когда мы получим ответ. Однако смотрите в оба, мистер Мередит.

Сюзан умерла бы от ужаса, если бы слышала, что мисс Корнелия подобным образом выговаривает священнику. Но мисс Корнелия удалилась с приятным сознанием исполненного долга, а мистер Мередит в тот же вечер пригласил Мэри к себе в кабинет. Мэри повиновалась, мертвенно-бледная от страха. Но ее ожидал сюрприз, какого никогда еще не было в ее тяжелой, несчастной жизни. Этот человек, прежде внушавший ей нечто вроде суеверного страха, оказался самым добрым и ласковым из всех людей, каких ей только доводилось встречать. Еще не успев сообразить, что происходит, Мэри обнаружила, что рассказывает ему обо всех своих горестях и встречает такое сочувствие и нежное понимание, какого не могла даже вообразить. Она покинула кабинет с умиротворенным выражением лица и кротким взглядом, так что Уна почти не узнала ее.

— Твой отец — человек что надо, когда проснется, — сказала она, фыркнув, но звук был слишком похож на всхлип. — Жаль, что он не просыпается почаще. Он сказал, что я совсем не виновата в смерти миссис Уайли, но должна стараться думать в первую очередь о ее положительных качествах, а не о плохих. Не знаю, какие у нее были хорошие качества… разве вот только, что она держала дом в чистоте и сбивала отличное масло. Зато знаю, что я почти стерла в кровь руки, начищая пол из сучковатых досок в ее кухне. Но теперь любое слово твоего отца — закон для меня.

Мэри, впрочем, оказалась довольно скучной собеседницей в следующие дни. Она призналась Уне, что чем больше думает о возвращении в приют, тем неприятнее для нее сама эта мысль. Уна отчаянно ломала голову, пытаясь придумать, как можно предотвратить такое развитие событий, однако не она, а Нэн Блайт выступила со спасительной идеей, поначалу показавшейся довольно неожиданной.

— Миссис Эллиот сама могла бы взять Мэри. У нее большущий дом, и мистер Эллиот очень хочет, чтобы она наняла прислугу. Это было бы отличное место для Мэри. Только ей пришлось бы хорошо себя вести.

— О, Нэн, ты думаешь, миссис Эллиот захочет взять ее?

— Вреда не будет, если ты ее об этом спросишь, — сказала Нэн.

Сначала Уна подумала, что не сможет последовать этому совету. Попросить кого-либо об одолжении было для нее, такой застенчивой, мучительно тяжело. К тому же она испытывала благоговейный страх перед миссис Эллиот, такой деловой и энергичной. Уне очень нравилась миссис Эллиот, и она всегда с удовольствием посещала ее дом, но пойти и попросить взять на воспитание Мэри Ванс казалось таким верхом наглости, что робкая Уна пала духом.

Однако вскоре мистеру Мередиту пришел ответ от руководства приюта с просьбой немедленно отправить Мэри в Хоуптаун, и та весь вечер проплакала на чердаке, прежде чем уснуть. Тогда отчаяние придало Уне смелости. На следующий вечер она тихонько выскользнула из дома на прибрежную дорогу. Далеко в Долине Радуг слышался веселый смех, но ее путь лежал не туда. Она была ужасно бледна и ужасно сосредоточена — настолько, что почти не замечала встречных… так что старая миссис Флэгг почувствовала себя оскорбленной и заявила, что Уна Мередит, когда вырастет, будет такой же рассеянной, как ее отец.

Мисс Корнелия жила на полпути между Гленом и мысом Четырех Ветров в доме некогда ослепительного изумрудного цвета, который за прошедшие годы успел выцвести до приятного зеленовато-серого. Маршалл Эллиот посадил вокруг него деревья, разбил розарий и устроил живую изгородь из молодых елочек. Так что теперь жилище мисс Корнелии выглядело совсем не так, как прежде. Дети священника и дети доктора любили бывать у нее. Прогулка по живописной прибрежной дороге доставляла им удовольствие, а в конце пути их всегда ждала большая банка с печеньем.

Внизу, в отдалении, окутанное дымкой море с нежным плеском набегало на песок. Три большие лодки, похожие на больших белых чаек, скользили по волнам к выходу из гавани. В пролив входила шхуна. Маленький мир Четырех Ветров был полон сверкающих красок, нежной музыки и необычного очарования, и каждый в нем должен был бы чувствовать себя счастливым. Но когда Уна вошла в ворота дома мисс Корнелии, ноги почти не повиновались ей.

Мисс Корнелия сидела одна на крыльце. Уна надеялась, что застанет дома и мистера Эллиота. Он был такой большой, сердечный, улыбчивый, что его присутствие могло бы ее ободрить. Уна села на маленький табурет и попыталась съесть предложенный мисс Корнелией пончик. Пончик не шел ей в горло, но она мужественно проглотила его, чтобы не обидеть мисс Корнелию. Она не могла говорить и по-прежнему была бледна, а ее большие темно-голубые глаза смотрели так жалостно, что мисс Корнелия сделала вывод: с ребенком что-то стряслось.

— Что тебя мучает, душенька? — спросила она. — Что-то у тебя на уме; это очевидно.

Уна судорожно проглотила последний кусок пончика.

— Миссис Эллиот, пожалуйста, возьмите к себе Мэри Ванс, — произнесла она умоляюще.

Мисс Корнелия озадаченно уставилась на нее.

— Я? Взять Мэри Ванс! Ты хочешь сказать… насовсем?

— Да… насовсем… на воспитание, — сказала Уна горячо, обретая мужество, после того как первый, самый трудный шаг был сделан. — О, миссис Эллиот! Пожалуйста! Она не хочет возвращаться в приют… она каждую ночь плачет из-за этого. Она так боится, что ее пошлют еще куда-нибудь, где ей будет тяжело. А она такая умелая… она с любой работой справится. Я знаю, вы не пожалеете, если возьмете ее.

— Я никогда об этом не думала. — Вид у мисс Корнелии был довольно растерянный.

— Пожалуйста, подумайте, — умоляла Уна.