История одной семейки - Кристина Нестлингер Страница 16

Но и это было еще не все!

Только-только Йоши устроилась около меня меж кустов смородины и сказала «В общем, слушай!», как через забор перегнулся Аксель.

— Приветик-приветик, — протянул он, — а я как раз на вечеринку иду!

Это было донельзя странно — с какого перепугу Аксель поперся по узенькой, заросшей крапивой тропинке? Предположение, что он увидел из своего окна у нас в саду Йоши и преисполнился любопытства, явно было не лишено оснований.

— Вы тоже идете к Йо? — спросил Аксель. И благоговейно посмотрел на Йоши.

— Нам надо кое-что обсудить, — мрачно сказал я.

Этого мне только не хватало — Йоши и Солянка на одной вечеринке! И еще я побаивался, что Аксель или какой-нибудь другой одноклассник понравится Йоши больше, чем я.

Аксель перевесился через забор, словно собирался упасть к нам в сад, и принялся нахваливать — жутко преувеличивая — предстоящую вечеринку. Он выпендривался подогреваемым бассейном у Йо, и жаровней на древесном угле, и баром папаши Йо. Намекнул, что Эгон притащит кое-что «покурить», явно имея в виду не обычные сигареты.

Я заметил, что Йоши вечеринкой заинтересовалась.

И раздраженно бросил Акселю:

— Эй, кончай заливать! Уж сколько раз так было — одни разговоры, что кто-то что-то принесет, а до дела никогда не доходит!

Аксель запротестовал. Это чистое совпадение, сказал он, что я ни разу не был на вечеринках, где все накуривались «до одурения». А сегодня у Йо будут даже пирожки с коноплей!

Я издевательски рассмеялся.

Знаю я эти знаменитые «пирожки», очень хорошо знаю!

Их печет мать Марион — которая и понятия не имеет, чего она там выпекает, а конопля, которую она держит за странноватую приправу, растет на подоконнике у Парниши Байера, под лампами дневного света. Я уже схомячил не меньше пяти штук этого мерзкого кекса, было дело, — и ни разу не забалдел, только маялся потом резью в животе.

Я сказал Акселю, что мне наплевать на все в мире косяки и пироги с коноплей и что на вечеринку я не пойду. Тогда Аксель повернулся к Йоши.

— Оставь этого зануду, — соблазнял ее он, — пусть он сидит дома! Пойдем со мной, солнышко!

Это было уже слишком. Это нарушало все мыслимые правила приличия на смотринах невесты. Я глянул на Акселя так свирепо, как только мог, но ему было плевать, он продолжал окучивать Йоши. Аксель все ж таки дока в психологии, он моментально понял, на какие кнопки надо нажимать.

Теперь он говорил уже только о пирожках с коноплей и бесплатных косяках, которые достанет Эгон. Глаза Йоши заблестели, а я сник. По натуре я ведь вовсе не боец. Ладно, подумал я, раз ей вся эта чертова наркодрянь важнее меня, пусть идет! Раз не понимает, что я жду ее рассказов, как голодная собака косточку, — пусть проваливает! Все равно я не смогу ее удержать! Один поцелуй в щеку и три уродских ряда на свитере не дают ведь никаких прав!

— Иди с ним, если хочешь, — буркнул я.

Йоши улыбнулась Акселю.

— Нам правда надо кое-что обсудить, — сказала она, — может быть, мы придем попозже.

Аксель еще немного поуговаривал ее, а потом отвалил. Йоши поглядела ему вслед. Мне показалось, что в ее взгляде мелькнуло сожаление.

— Забавный парнишка, — заметила она.

— Жадный, мелочный маленький фрик, — процедил я.

— А так и не скажешь, — сказала Йоши. — Вроде не похож…

— Кто ж похож на того, кто он есть на самом деле? — спросил я.

Аксель ушел, и Йоши снова взялась за вязание. Она увидела, что одна петля соскочила, и попросила крючок, чтобы ее поднять. Я забрал у нее спицы. В поднятии петель я дока. И безо всяких там крючков. Бабушка и тети всегда обращаются ко мне, когда петли убегают вниз.

Пока я возвращал петлю на ее законное место, Йоши рассказывала то, что услышала от бывшей девушки Йоханнеса.

У Йоханнеса Мюллера-старшего не переводились любовницы, и его жене, «госпоже начальнице», это надоело. Она с ним развелась. А он уехал в Грецию. Летом работал там официантом в туристическом ресторане. А чем занимался зимой — неизвестно. Через несколько лет он вернулся, сдал экзамен на переводчика с греческого и стал переводить для греческих гастарбайтеров документы и представлять их интересы в суде и прочих местах. Два года назад ему это надоело, и он снял крестьянский дом в холоднющем Вальдфиртеле [2], в деревушке Гфурт. Там он зарабатывает на жизнь переводами на греческий и с греческого деловой корреспонденции для пары фирм, занимающихся экспортом. Йоханнес-младший навещал папашу только пару раз, потому что не представляет, о чем можно говорить с таким человеком. Однажды с ним поехала подружка Йоши, и ей Йоханнес-старший тоже показался ужасно странным типом. Прямо-таки опустившимся! Дома она рассказывала, что таких можно назвать «асоциальными элементами», только вот тот никогда и не был «социальным», так что это определение ему не очень подходит.

— Ты разочарован? — спросила Йоши.

Я покачал головой. Лучшей замены папе на «Харлей-Дэвидсоне» все равно не найти.

— И что теперь будешь делать? — спросила Йоши.

— Пока ничего.

— А зачем я тогда все узнавала?

— Знание — сила, — ответил я.

Йоши долго смотрела на меня, очень внимательно, потом обернула спицы мышино-серым полотном и сказала:

— Ну тогда мы сможем пойти на ту вечеринку, а?

Я хотел возразить, но тут пришли обе мои тети, и Труди пропела:

— Мы накрыли в саду, чтобы перекусить! Прошу к столу! Насколько я помнил, последний раз мы «перекусывали» в саду, когда тетя Лизи знакомила нас со своим мясником.

Я вскочил и потянул Йоши за руку.

— Нет, спасибо большое! — завопил я. — Нам нужно на вечеринку! Мы и так уже опаздываем!

Пусть уж Йоши столкнется с Солянкой, пусть мне придется бодаться за нее с Акселем — все лучше, чем отдавать ее на растерзание семейному совету.

— Только не задерживайся вечером, — крикнула тетя Труди нам вслед, когда мы с Йоши уже подошли к калитке, — нам еще математику учить!

Я кивнул и пробормотал:

— Вот корова надоедливая!

А Йоши сказала, что я несправедлив. Если бы у нее была такая чудесная семья, она бы прыгала до потолка от счастья. Примерно то же самое повторяют и все мои друзья. Даже Гарри и Флориан. Но они же совершенно не понимают, о чем говорят!