Мой друг Перси, Буффало Билл и я - Ульф Старк Страница 14

Перси притащил два матраса, набитых конским волосом, а я — подушки, одеяла, фонарик и пачку журналов.

— Вы что, в самом деле решили здесь ночевать? — спросил дедушка. — Хижина-то еще не достроена. Всего четыре столба, пара досок и огроменная дыра.

— Ничего, ночи теплые, — отвечал Перси. — И у нас с собой одеяла.

— Ладно. А как же Буффало Билл? — спросил дед.

— Сегодня тебе придется обойтись без чтения, — сказал я.

— А хотите, я прочту вам стихотворение? — предложил Перси.

— Какое еще стихотворение? — спросил дедушка. — «Ночь тиха»?

— Нет, — ответил Перси. — Вот такое, — и выпалил:

Буффало Билл как пернет в тиши,

Словно раздался взрыв в глуши.

Это рассмешило чаек. И дедушку тоже. У него был необычный смех: кха-кха-кха — как автомобиль, простоявший на холоде и не желающий заводиться.

— Черт побери, Перси, а ты не дурак! — похвалил дед.

— Знаю, — согласился Перси.

— Спокойной ночи, — пожелал нам дедушка и приподнял шляпу.

— Спокойной ночи, — ответили мы.

И дед пошел прочь — прямо на закат. Со спины он был похож на ковбоя.

За городом, как отметил Перси, ночи темнее. И звезды светят ярче. А луна словно ближе к земле.

Хорошо было лежать, болтать о том о сем и следить — вдруг заметишь летающую тарелку. Но в тот раз мы ее так и не увидели. Зато наговорились вдоволь — о том, как достроим нашу продуваемую всеми ветрами хижину. В наших мечтах она вырастала высотой с небоскреб. А еще мы мечтали, какие понакупим гоночные яхты, когда вырастем. И представляли, как обомлеет отец Классе, когда тот предъявит ему жука, которого смастерил Перси.

— Да у него лицо вытянется длиннее половика в коридоре! — прыснул я.

Мне удавались сравнения.

А потом Перси долго разглагольствовал о том, как здорово жить на острове. И какой у меня классный дедушка.

— И вовсе он не такой, как ты рассказывал. Он добрый.

— Да. Не знаю, с чего он так переменился, — согласился я. — Может, начинается старческое слабоумие.

— Что?

— Ну, это когда слишком много кальция в мозгах, — объяснил я. — В старости такое случается.

— Только не у него, — ответил Перси. — У него скорее уран в голове.

И мы оба покатились со смеху. Но тут я вдруг вспомнил смех Пии. Я всегда его вспоминаю, когда сам смеюсь или кто-то рядом. И я снова сделался серьезным. Полная безнадега.

— Что с тобой? — спросил Перси.

— Болтай поменьше.

— Да я вроде говорю не больше обычного.

— Всё равно держи язык за зубами, — сказал я. — Ты уже и так достаточно натрепал, когда мы были в поселке. Впредь лучше помалкивай. По крайней мере, когда девчонки рядом.

Перси посмотрел на меня. Он видел меня насквозь, все мои горемычные страдания.

— Ты что, втрескался в ту девчонку в красной майке, которую мы встретили у почтового ящика? — спросил он.

— С чего ты взял?

— А то! Ну же, признавайся!

Он вывернул мне пальцы, так что они хрустнули. От боли у меня даже слезы прыснули из глаз.

— Ну да, да, черт тебя подери!

— Я так и знал! — сказал Перси и отпустил мою руку.

— Признания под пыткой не считаются, — буркнул я и подул на пальцы. — Так записано в Женевской конвенции… Мне просто нравится, как она смеется.

— Я однажды влюбился в девчонку, у которой было косоглазие, — признался Перси. — Из нашего подъезда. Мы тогда жили в Эребру. Так скоро я и сам начал косить — просто от любви. У меня даже головные боли начались, и мама отвела меня к доктору. Я из кожи вон лез, а этой девчонке было на меня плевать. Ну и постепенно это у меня прошло. Вот увидишь, и у тебя тоже пройдет.

— Может быть, — вздохнул я. — Но вряд ли. А теперь заткнись-ка, мне надо выучить несколько анекдотов.

Я достал журналы, зажег фонарик и стал листать раздел «Юмор в форме». Я читал про себя. Лишь подхихикивал тихонько, как папа, когда подберет правильное слово в кроссворде.

— Читай лучше вслух, я тоже послушаю, — попросил Перси.

Я прочел ему анекдот про сержанта.

— Ну что, смешно? — спросил я, когда закончил.

— Неплохо, — кивнул Перси. — Давай еще.

Я прочел еще про капитана. А потом — про генерал-майора. Я всё читал и читал, пока Перси не заснул. Тогда я погасил фонарик. Над моей головой перемигивались тысячи миллионов звезд. Я смотрел на них и думал о том, что завтра, может, снова услышу хриплый смех Пии. Если бы я только знал!