Тайна зефира в шоколаде - Валерий Роньшин Страница 11

— Концерт уже начался, — сухо ответила она. — Ты будешь мешать музыкантам самовыражаться.

— Да я на цыпочках, на цыпочках…

— А что за деньги ты мне даешь?

— Это мне папа подарил, — несла я всякую чушь. — На день рождения.

— Не понимаю, — принялась возмущаться старушка. — Как можно детям дарить валюту?!

Но франки все же взяла.

Схватив билет, я побежала в зрительный зал.

Любителей послушать юных скрипачей было, прямо скажем, не густо. Первые три ряда вообще пустовали. На сцену вышла накрашенная тетечка в длинном платье и важно объявила:

— Альбиони. "Адажио". Исполняет Владимир Воробьев. Город Москва.

Раздались жидкие аплодисменты.

На сцене появился Воробей в черном фраке и с белой бабочкой. Он зажал скрипку между плечом и подбородком и заводил по ней смычком. Полилась заунывная мелодия, типа похоронной. Ждать, когда он все это пропиликает, у меня не было ни времени, ни желания. Я прошла в первый ряд и села напротив Володьки. Он играл с закрытыми глазами.

— Воробей, — громким шепотом позвала я.

Лицо его приняло недоуменное выражение. Он открыл глаза и посмотрел в зал.

— Да здесь я, здесь, — шептала я. — У тебя под носом.

Когда Володька увидел меня, его лицо и вовсе вытянулось, словно огурец. Он сделал два шага к краю сцены.

— Как ты тут оказалась? — не переставая играть, тоже шепотом спросил он.

— Потом расскажу. Давай скорей. За мной гонятся.

— Ты с ума сошла! — округлил глаза Воробей, но все же стал играть в два раза быстрее.

В зале недоуменно зашептались. Я оглянулась. Латиноамериканец был уже здесь. Стоял в дверях.

— Володька, — в полный голос сказала я, — нам надо бежать.

Он заиграл еще быстрее. Рука со смычкой просто — таки мелькала: туда — сюда, туда — сюда.

Латиноамериканец пошел по проходу.

— Воробей! — закричала я. — Сваливаем!..

Володька резко перестал играть и медленно поклонился. Ответом было недоуменное молчание зала. Воробей быстро ушел за кулисы. Я, прыгнув на сцену, бросилась за ним.

— Ты что, Мухина, спятила?! — накинулся он на меня чуть ли не с кулаками. — Я, может, из — за тебя первую премию потерял!

Пропустив все это мимо ушей, я потащила его в глубь кулис.

— Здесь есть черный ход?

— Да, вот за этой дверью.

Я рванула дверь.

— Бежим скорей!

Мы побежали по каким — то коридорам, лестницам и наконец выскочили в маленький дворик. И — о, чудо! — с улицы въехало такси. Я втолкнула Воробья в машину и влезла сама.

— Гони! — приказала я водителю.

Видимо, у меня было такое лицо, что он решил не спорить.

— Куда гнать — то?

— По — моему, в дурдом, — сказал Володька.

— Попетляйте, попетляйте, — попросила я и, чтобы таксист действительно не принял меня за сумасшедшую, добавила: — Понимаете, мы решили пожениться. А мой отец против. Убью, говорит, твоего хахаля, — кивнула я на Воробья.

— Все ясно, — усмехнулся таксист. — Дело молодое.

И начал петлять. Я глядела в окно. Вроде бы за нами никто не гнался.

— Сколько вам лет, ребята? — спросил таксист.

— Восемнадцать, — соврала я, а что?..

— Больно молодо выглядите.

— Спасибо за комплимент. Вот здесь остановите. Рядом с автобусной остановкой.

Машина остановилась. Денег не было ни у меня, ни у Володьки.

— Ладно уж, — добродушно проворчал таксист. — Потом на свадьбу пригласите. Я в пятом таксопарке работаю. Дядей Гришей звать.

К остановке подкатил автобус. Я с ходу в него полезла; Воробей, естественно, за мной. Так мы и прыгали с автобуса на троллейбус, с троллейбуса на трамвай, а с трамвая снова на автобус. Как сказал бы господин Сундзуки — "обрубали хвосты".

Таким образом мы заехали к черту на кулички. Начал моросить дождь. Володька снял свой концертный фрак и бережно укутал футляр со скрипкой.

— Мухина, — недовольно проворчал он, — тебе не кажется, что у тебя крыша едет?

— У тебя сейчас у самого поедет, — ответила я и рассказала ему обо всем, что со мной приключилось за эту неделю.

Воробей слушал с непроницаемым лицом. Когда я закончила, он некоторое время молчал.

— Послушай, Мухина, — наконец сказал он, — это не просто бред. Это бред сивой кобылы.

— Ты что, мне не веришь?! — возмущенно завопила я.

— Верю, Эммочка, верю, — погладил он меня по голове, словно больную. — Ты только не нервничай.

— Я тебе русским языком объясняю — меня хотят убить! Явка в Париже провалена! Мсье Фабр забыл парашют! А капитан Сидорчук передал привет дедушке!..

— Да, да, — кивал Володька, — тебя хотят у бить, за тобой следят, ты прыгала без парашюта в Атлантический океан, а в Питер тебя доставила секретная подводная лодка. Я все правильно понял?

— Да, все правильно! — с вызовом ответила я.

— Охо — хо, — вздохнул Воробей и снова погладил меня по голове.

— Да включи ты на минуточку мозги! — отбросила я его руку.

…Короче, мы круто поругались. Наступила тишина. Я сидела на скамейке и чесала нос. Привычка у меня такая, когда нервничаю.

— Знаешь что, Мухина, — примирительно сказал Володька. — Едем домой. В Москву.

— На какие шиши?

— У меня в гостинице есть деньги.

— Нельзя нам в гостиницу, — убежденно сказала я. — Она уже под наблюдением.

— Ну хорошо, — сдался он. — Что ты предлагаешь?

Я посмотрела на его скрипку, — я встала со скамейки, — сейчас деньги будут.

Мы снова поехали в центр. Там я привела Володьку в подземный переход.

— Давай, Воробей, — говорю, — сбацай чего — нибудь для народа.

По — моему, это предложение поразило его больше, чем все мои похождения вместе взятые.

— Я?.. Для народа?..

— А что такого? Нам же нужны деньги на билеты.

Помедлив, Володька надел фрак. Достал из футляра скрипку. Протер смычок.

— Моцарт. "Маленькая ночная серенада", — громко объявил он. — В подземном переходе исполняется впервые.

И заиграл.

Я присела на корточки, положив перед собой пустой футляр. Вскоре в него посыпались металлические деньги. А затем и бумажные.

Володька вдохновенно играл. Я подсчитывала денежки. Нам уже хватало на два плацкартных билета, но для полного счастья хотелось набрать на отдельное купе.