День карапузов - Дмитрий Емец Страница 11

Но колпак с бубенчиками и не думал разоряться. На глазах у Гавриловых он преспокойно продавал сосны и отсчитывал сдачу из целой котлеты денег.

– Может, их специально выращивают? Ну для продажи? – с надеждой спросила мама.

– Да-да-да! – согласилась Катя. – Этот самый дядька и выращивает! У него на лбу написано, что он весь год ходит с лейкой, поливает сосенки, прикрывает их зонтиком от солнышка, спит голодный у них на корнях, а потом продает и деньги отправляет в детский дом!

Сказано это было громко. Колпак с бубенчиками недовольно оглянулся, посмотрел на Катю и поспешно затолкал котлету денег поглубже в карман. Видно, боялся не донести ее до детдома.

Мама вздохнула и, не зная, что ответить, повезла коляску по аллее. Коляску везти было уже проще, потому что Рита шла пешком. Только что она познакомилась с очень маленьким мальчиком, которого называла «Лександл», а он ее просто «девочка».

– Попрощайся! Вон за ним его мама идет! – сказала Катя, и Рита послушно повторила раз пять: «Площай, Лександл!»

Александр долго не отзывался, потом мама вела его за руку, а потом, уже совсем издали, они вдруг услышали, как кто-то кричит: «Девочка! Девочка! Девочка!» Причем давно уже кричит. Это «Лександл» с ними прощался.

Метров через пятьдесят Саша крикнул: «Смотрите!» – и кинулся на газон. На газоне была навалена здоровенная куча сосновых веток. Похоже, здесь сосны готовили к продаже, отщелкивая секатором все лишнее. Мама порылась в куче и нашла с десяток пушистых веток, выглядящих просто замечательно.

– Зачем? – спросил Костя.

– Увидишь! – таинственно пообещала мама и положила их на багажник коляски поверх буйков.

Обратная дорога показалась всем бесконечной. Саша тащился за коляской и непрерывно ныл, что он устал. Мама терпела, утешая себя тем, что, если ребенок хорошо вел себя в первой половине дня, то он должен плохо вести себя во второй, иначе не будет баланса.

– Ты же большой! Будь, в конце концов, мужчиной! – не выдержала она наконец.

– Ты хи-и-итрая! – отозвался Саша. – Мужчины же главные, да? Тогда почему как командовать, чтобы мне уроки делать – так главная ты? А когда я должен пешком тащиться – так я мужчина?

Мама о чем-то вспомнила и нахмурилась.

– Мы еще не все выяснили! Это ты утром привязал щенка к зеленому велосипеду? Он чуть не задушился! – сказала она.

– Нет, – быстро ответил Саша. – Не я!

– Как не ты? Мы же вдвоем в комнате были! Получается, это я привязала?

– Я же не к велосипеду привязывал! Я к спицам!

– А если ты кирпичом в человека кинешь, а тебя спросят: «Мальчик, это ты камнем кинул?» – ты тоже скажешь: «Это не я, потому что это был не камень, а кирпич»?

– Я же не знал, что он будет крутить колесо и поводок намотается! Он меня за пальцы кусал, вот я его и привязал! – быстро возразил Саша.

– А кто его раздразнил? И вообще для тебя честно только то, что тебе выгодно! А про щенка мы еще с тобой дома поговорим! – заявила Катя.

По дороге им предстояло пройти через край городского парка, в котором был маленький зверинец. Костя вспомнил об этом и закричал:

– Хочу к зверушкам!

И Рита тоже закричала: «Хочу к зверушкам!» – потому что, когда кто-то рядом начинал чего-то хотеть, Рита тоже начинала хотеть этого же самого. Порой Петя дразнил Риту тем, что кричал: «Мне! Мне! Мне! Я! Я! Я! Поставьте меня в угол! Хочу по попе!» В первую секунду Рита сразу начинала кричать: «Нет, не тебе! Я! Я! Хочу по попе!» – а потом, уже когда все хохотали, спохватывалась и замолкала.

– Ну давайте зайдем! Крюк небольшой! – сказала мама и решительно развернула коляску.

Зверинец представлял собой огороженный сеткой круг, в центре которого помещался домик смотрителя. От домика до внешней ограды расходились секторы, тоже огороженные сеткой.

В первом секторе содержались козы, вьетнамские свинки и грустный ослик. Во втором – лиса. В третьем – белки. В четвертом – кролики. В пятом – павлины, куры и индюки. Через сетку от птиц сидели два недовольных орла. Имелись в зверинце и медведи: Маша и Миша. Для них соорудили отдельный вольер. Он был не такой уж и маленький, но медведям в нем все равно было тесно, они непрерывно ходили взад-вперед и терлись головой о прутья. В том месте, где они терлись, на голове у них вылезла шерсть и образовались костяные мозоли. Из-за этих мозолей Катя терпеть не могла смотреть на медведей и говорила, что людей, которые плохо содержат животных, тоже надо сажать в клетки, чтобы ими любовались.

С прошлого их посещения в зверинце появилось нечто новое. Утепленный вагончик с надписью «Приматы». Для тех, кто не разобрался, кто такие «Приматы», снизу было подписано из баллончика «Бибизяны». Надпись, конечно, замазали, но краска, которой замазывали, отличалась по оттенку и хорошо читалась. Вагончик был на колесах. Видимо, он ездил из города в город, на какое-то время останавливаясь в каждом.

Мама осталась снаружи, чтобы не платить за билет, и запустила в вагончик Риту и Костю. Катя идти отказалась, заявив, что пленные звери ей неинтересны. Саша раз пять сказал, что ему «ску-у-учно!», а потом прошмыгнул без билета, потому что кассир, он же в одном лице и сторож, только что бросился внутрь с криком: «Не трогай!»

– Как думаешь, это он нашим кричит? – спросила мама у Кати.

– А кому еще? Интересно, кто там кого трогает – Костя обезьяну или обезьяна Костю? – заинтересовалась Катя.

– Может, Рита ворует у обезьян еду? Мы долго гуляли. Она голодная, – предположила мама.

Рита, Саша и Костя вернулись только через полчаса. К этому времени Катя давно убежала домой, а мама начала замерзать. Оказалось, что обезьян в вагончике было совсем немного, причем горилла спала, шимпанзе разлегся на батарее, положив на нее щеку, а бабуины, по словам Саши, все были какие-то неприличные. И получилось, что все эти полчаса они втроем простояли у мартышки, которая, просовывая лапку через решетку, расстегнула Косте все пуговицы, держала Сашу и Риту за палец и вообще очаровала абсолютно всех.

Мартышка произвела на Риту и Сашу огромное впечатление. Всю обратную дорогу они только о ней и говорили. Костя же молчал. В вагончике он смотрел на мартышку лишь издали, украдкой, не кричал, не прыгал от восторга и один только раз сунул ей пальчик, которого она коснулась совсем мимолетно, отвлеченная Ритой и Сашей. Однако это ничего не значило. Такое уж у Кости было сознание. Впечатления врезались в него глубоко и оставались надолго, преобразовывая реальность, хотя поначалу это мало в чем выражалось.