Охота на вампиров - Елена Топильская Страница 9

Санитар наклонился ко мне, совсем как недавно к трупу, и обдав застарелым перегаром, проговорил:

— Я ж в Карпатах вырос. У нас там, бывало, целые деревни в упыри уходили. Как один заведется, так пиши пропало: ночью встанет из могилы, придет в дом и у кого-нибудь из родичей кровь высосет. Вроде как стоит деревня, только хозяйство в упадок пришло. Домишки покосились, скот вымер, по амбарам ветер гуляет… Как зайдешь в такую местность, уноси ноги. Значит, упыри завелись, и все село к себе перетаскали.

Я поежилась. Только мы все начали успокаиваться, как пришел этот дядька и развел вредную пропаганду. Санитар почувствовал мой враждебный взгляд и, откинувшись назад, захохотал причем как-то нехорошо захохотал.

— А вы же сказали, что вампир — это ребенок от нечистой силы, — робко напомнила я.

— И так бывает, только мало таких. Больше заложных покойников, — непонятно ответил санитар.

— Это как? — спросили мы хором с криминалистом.

— Кто заложный? Заложные покойники — это нечистые покойники, самоубийцы разные, кто неестественной смертью умер…

— Все, что ли, кто умер насильственной смертью? Тогда тут их полный морг, — заметил в сторону Георгий Георгиевич.

— А вот и не все. Самоубийцы, бывает, заложными становятся. Колдуны всякие. Палачи тоже, если умрут, то заложными.

— Палачи в прямом или в переносном смысле? — уточнила я. А санитара, похоже,

занесло. На мою иронию он внимания не обратил.

— Их ведь на христианских кладбищах не хоронят, за оградой закапывают, как собак. Отчего бы это, а?

— Отчего? — мы ждали продолжения.

— Оттого, — разъяснил санитар, — что на кладбище упырям хода нет. А за оградой — бери не хочу.

— Так откуда вампиры себе новых вербуют? — не унимался криминалист. — Из живых или из мертвых, кого за оградой кладбища закопали?

— Все хиханьки? — обиделся санитар. — Посмеетесь еще. Я ж говорю, они как пойдут кусать, вся деревня вурдалаками становится. Днем спят, а ночью выходят. Света они боятся…

Я недоверчиво смотрела на санитара. Георгий Георгиевич тоже покосился на него и вкрадчиво спросил:

— Что ж ты, сам такие селения видел? Где одни упыри?

— Видел? Да что “видел”? Да я сам… — начал было посерьезневший санитар и осекся. Сам налил себе в стопочку остатки коньяка, быстро опрокинул себе в рот и поднялся.

— Пойду. Надо с каталок народ рассортировать, в холодильник пристроить…

— А нашего положите в холодильник? — спросила я, все еще ежась от его мрачных рассказов.

— А вашего-то зачем? — неприятно осклабился санитар уже в дверях. — Упыри — они тлению не подвержены. Не разлагаются. Как живой будет.

После того, как санитар вышел, осторожно притворив за собой дверь, мы переглянулись. Сон с меня слетел от этих страшных рассказов, а компаньонам моим, похоже, коньяк в горло не лез. Во всяком случае, они вертели в руках полные стопочки, но не подносили их ко рту. Георгий Георгиевич и вообще вскоре отставил свою. Все молчали, потом он поднялся и сказал:

— Я ж смывы у него с пасти так и не взял. Пойду, марлечкой помажу, вдруг кровь.

— С тобой сходить? — тихо спросил криминалист Витя, и доктор благодарно кивнул.

Я на секунду представила, что они уходят в секционную, а я остаюсь тут одна, среди вампиров и заложных покойников, и решительно поднялась.

— Я с вами.

Мы дружно отправились в секционную, где все еще была включена синяя лампа, но при ярком верхнем свете даже покойник не казался таким страшным, как раньше. А может, я сама смотрела на него уже другими глазами, прозрев от суеверий.

Доктор старательно тер влажной марлечкой оскал покойника, марлечки потом сложил в конвертики, надписал их по всем правилам, и стал оглядываться в поисках понятых, которые должны были поставить свои подписи. Я тоже спохватилась, что и в протоколе дополнительного осмотра трупа не вредно бы расписаться понятым, и отправила криминалиста за санитаром, втайне надеясь, что тот еще в состоянии удержать в своей дрожащей руке стило. Кроме того, зная, что в морге — два санитара, я рассчитывала, что через полчаса придет на работу второй, и тоже везде, где нужно, распишется.

Криминалист ушел и пропал.

Мы с доктором лениво обсудили живучесть древних суеверий, посмеявшись над нашей готовностью признать, что мы только что по правилам науки криминалистики осмотрели тело выходца из преисподней; потом поговорили о погоде, потом о здоровье, и, исчерпав все светские темы, в изнеможении замолчали. Я вытащила из угла секционной полуразвалившийся стул и присела к столу, на котором лежал труп; не в силах больше сопротивляться подступающей дремоте, я склонила голову на сложенные руки и прилегла в опасной близости от покойника. Георгий Георгиевич с завистью посмотрел на меня, но поскольку стул в секционной был только один, он присел на корточки в углу и, похоже, задремал там.

Тем, кому приходится работать ночами, знакомо это чувство падения в бездну, стоит хоть на мгновение прикрыть глаза. Проваливаешься и летишь куда-то, и этот полет прерывает чей-то грубый возглас, от которого приходишь в себя и с трудом соображаешь, где ты, что происходит, и сколько времени ты находишься в отключке. При этом, еле разлепив глаза и обнаружив, что вокруг полно народу, обычно ради приличия делаешь вид, что и не спал вовсе, а просто задумался.

Грубый возглас раздался по всем канонам жанра. Я подняла голову и встретилась глазами с заведующим моргом, Юрой Щегловым. Щеглов, склонившись надо мной, участливо смотрел на мои растрепанные волосы, слегка потекшую с ресниц тушь и отпечатавшийся на щеке след от наручных часов. Я, конечно, могла только догадываться, как выгляжу со стороны, но не сомневалась, что дело обстоит именно так. Сам Юра был в белом хрустящем халате, из-под которого виднелась такая же свежая хрустящая рубашка и яркий галстук.

— С добрым утром, — душевно сказал он, заметив, что я открыла глаза. — На работе спать нехорошо.

— А сколько времени? — пробормотала я, лихорадочно роясь в стоящей у моих ног сумке в поисках зеркала. Достав пудреницу, я осмотрела себя и содрогнулась: все было именно так, как я и предполагала; и тушь потекла, и часы вдавились в щеку, оставив на ней замысловатый рельеф. За спиной Щеглова маячил молчаливый санитар в жеваном халате. Его я знала; кажется, его зовут Валера. Оба они пялились на мою заспанную физиономию; надо было срочно их отвлечь.

— Сколько времени? — повторила я более настойчиво.

— Восемь, — с прежней душевностью ответил Юра. — Что за тошнотворного урода вы привезли?

— Вампира, — подал голос Георгий Георгиевич, с хрустом распрямляя затекшие коленки и поднимаясь навстречу Щеглову. Они обменялись рукопожатием и обратили взоры на покойника.