Проклятие Стравинского - Валерия Леман

Монтре! Как много в этом звуке

Для сердца русского слилось,

Как много в нем отозвалось!..

Оговорюсь сразу: данная, весьма вольная интерпретация классических строк Пушкина принадлежит не мне – лучшей девушке на свете, любви всей моей молодой жизни Соне Дижон. В эту волшебную апрельскую ночь мы с ней, нежно обнявшись, неторопливо брели по аллее набережной славного швейцарского городка Монтре; Соня проводила для меня увлекательную экскурсию по местным многочисленным достопримечательностям, а я периодически оплачивал информацию благодарными поцелуйчиками.

– И, между прочим, ничего плохого в замене Москвы на Монтре нет, потому как городок Монтре связан со многими славными именами русской культуры. К примеру, твой обожаемый Набоков именно здесь наслаждался дивным бытием последние шестнадцать лет своей жизни – просто гулял, ловил бабочек, пил кофе и любовался окрестностями с балкона своего роскошного suit-номера отеля Montreux Palace, – говорила Соня, кивая в сторону возвышавшегося по левую сторону от нас внушительного здания, светящегося огнями. – Согласись: Набокова легко понять! Сама атмосфера этого городка словно дышит счастьем. Здесь нет обворожительных красот и зданий потрясающей архитектуры, все просто по-европейски, вполне прилично, но…

Тут Соня остановилась, вдохновенно развернувшись ко мне, улыбаясь таинственно и сладко – тонкий овал лица, черное каре волос, синие удлиненные глаза… С серебристой подсветкой луны все это смотрелось особенно эффектно.

– Ты знаешь, мне не раз приходилось участвовать в бесконечных швейцарских спорах о Монтре. Швейцарцы – на редкость милые люди, все у них благополучно и размеренно с самых пеленок, потому они без особого напряжения улыбаются всем встречным, сердечно желая благополучия. И все-таки даже эти, с рождения счастливые, люди в Монтре ощущают непривычную приподнятость и радость, желание смеяться и обнимать весь мир. Отчего так? Что такого в этих простых переулках и аллеях, что, едва оказавшись здесь, даже самый бедный парень с пустыми карманами вдруг начинает улыбаться счастливой улыбкой?

Скрестив руки на груди, Соня выжидательно смотрела на меня, словно только я, ее преданный поклонник Ален Муар-Петрухин, москвич-полукровка с французом папой и русской мамой, могу точно и ясно дать достойный ответ на столь заковыристый вопрос. Мелочь, а приятно.

Я широко, по-монтревски радостно, улыбнулся и энергично помотал головой из стороны в сторону.

– Понятия не имею – почему! Но почему-то мне кажется, ты, великая художница современности, все сама прекрасно знаешь. Открой мне тайну счастья под названием «Монтре»!

Соня улыбнулась, важно кивнула и, вновь подхватив меня под руку, продолжила наше движение по набережной.

– Я думаю, все просто. Пару веков назад сюда, в тихое и благословенное место, далекое от бурной цивилизации Европы, стали приезжать состоятельные люди. Они покупали здесь симпатичные домики и чудесно проводили свободное время с родными и близкими в мирном отдыхе и лечении дарами – свежим воздухом, густым молоком и покоем. Постепенно к Монтре пришла слава райского уголка, и городок стал расцветать, сохраняя при этом свою чистоту и привлекательность.

И вот представь: если на протяжении двух веков в небольшом по площади местечке девяносто девять, а то и все сто процентов населения – благополучные, счастливые люди, не знающие особых проблем, начинающие свой день с улыбки и засыпающие с миром в душе, то это непременно скажется на общей атмосфере городка! Улыбаясь улыбкой счастливого человека, каждый житель Монтре отправляет в атмосферу свой флюид счастья, который, соединяясь с миллионами других, таких же светлых и чудесных флюидов, создает над городком чудесный зонтик – сделав только первый шаг и попав под него, каждый новичок первым делом улыбнется. И внезапно поймет, что жизнь прекрасна и удивительна. Разве не так?

– Именно так! – согласно кивнул я, с наслаждением вдыхая аромат цветущей магнолии, которая за ограждением очередного отеля бесшумно роняла в траву роскошные бутоны цветов, рассыпающиеся белоснежными лепестками. – Монтре – город счастья. Наверное, поэтому именно здесь столько дорогущих клиник, в которых исцеляются едва ли не все болезни.

– И именно здесь жил последние годы смертельно больной Фредди Меркьюри, – подхватила Соня, – и еще сотни никому не известных людей… И, между прочим, однажды сюда прибыл Петр Ильич Чайковский. Великий композитор находился в ужасной депрессии, которая немедленно прошла после первой же ночи в местном отеле. Уже на следующий день улыбающийся Петр Ильич катался в лодке со своим сердечным другом, а в его голове (или в сердце?) рождались первые ноты знаменитого концерта для скрипки с оркестром.

Последняя фраза вернула меня к сегодняшнему вечеру. Дело в том, что два дня назад мы с Соней прибыли в Швейцарию, в солнечный Монтре, по серьезному поводу: здесь открывался первый фестиваль искусств под названием «Богема». Соня везла с собой целый вагон своих гениальных полотен, как участница конкурса художников, а я находился при ней в качестве почетного сопровождения.

И вот сегодня вечером, шестнадцатого апреля, на набережной состоялось поистине грандиозное открытие фестиваля при участии оркестров, юных звезд оперы и балета. Собственно, это шоу все еще продолжалось, и над набережной чудесным фоном нашей прогулки звучала вечная классика; мы же с Соней, не дожидаясь окончания действа, решили немного пройтись для успокоения бурных эмоций перед сном. Между тем нам было от чего разволноваться.

Представьте себе сцену под открытым небом, эффектные фейерверки и волшебную музыку; самым же потрясающим для нас с Соней было то, что гвоздем программы стал наш соотечественник – двадцатидвухлетний танцор частной балетной труппы Санкт-Петербурга Савелий Уткин, исполнивший сольную партию из балета Чайковского «Щелкунчик».

– Кстати, о Чайковском, – быть может, не слишком к месту вставился я. – На что я никогда не был большим любителем балета, но выступление нашего Савелия было потрясающим. Какие он кренделя выделывал на сцене! У меня создалось полное впечатление, что парень попросту летает, лишь изредка отталкиваясь ножками от грешной земли. Да, Сонюшка, не разглядели мы талант! Как ты думаешь, неужели он действительно ночует где-нибудь на скамейке набережной?

Произнеся последнюю фразу, я невольно огляделся. Вдоль набережной под шелестящими пальмами, платанами, магнолиями и прочими экзотическими и среднестатистическими европейскими деревьями красовались удобные скамейки шоколадного цвета. Воздух был пряный и по-весеннему теплый, так что на любой из этих скамеек, подстелив какой-нибудь свитерок или курточку, вполне можно было переночевать без особых проблем. Примерно это я, поспешив успокоить свою больную совесть, и сообщил Соне.

В ответ моя подруга презрительно фыркнула.

– В таком случае, предлагаю нам с тобой здесь и переночевать!