Последний каббалист Лиссабона - Ричард Зимлер Страница 80

— Человек, примиривший все вероисповедания Святой Земли, — слышу я голос дяди.

— Или человек, носящий все три маски, — шепотом откликаюсь я, думая: «Возможно, это и есть Ту Бишват».

Эти находки некоторое время укладываются в моем сознании. Затем я понимаю, что мои открытия настолько существенны, что мне необходимо подтверждение соколиного взора Фарида.

Как только моя голова возникает над люком в кухне, Реза радостно говорит мне:

— Так, Берекия Зарко, ты, наконец, осознал свои обязанности!

Я пробегаю мимо нее, пряча глаза от субботней церемонии. Фарид у себя в спальне. Он стоит на коленях, обратившись лицом к Мекке, закрыв глаза, раскачиваясь вперед и назад, словно пальмовая ветвь, пригибаемая ветром. Когда он выпрямляется, его наморщенный лоб дает мне понять, что он знает о моем приходе. Но его глаза остаются закрытыми. Он снова склоняется к земле. Гнев приковывает меня к месту, когда он отказывается жестом отметить мое присутствие. В моем сознании укореняется слово «предательство». Я топаю ногой трижды, затем однажды, затем еще четырежды. Он выпрямляется. Открывает глаза, отражающие полное безразличие. Я показываю ему:

— Пожалуйста, мне нужен твой ясный взгляд.

Он встает. На его вытянувшемся лице застыло сухое выражение равнодушия. Двигаясь подобно призраку, он следует за мной в дом. Реза мягко спрашивает:

— Хотя бы теперь ты присоединишься к нам?

Я не удостаиваю ее ни взглядом, ни ответом.

Фарид бросает короткий взгляд на Зоровавеля и показывает:

— Это граф Альмирский. — Насчет царицы Эсфирь он не столь уверен, но я указываю на ожерелье из изумрудов и сапфиров, которое она всегда таскает на шее. — Да, это она, — соглашается он.

Тяжело сглотнув, я думаю: «Пути алхимии, непредвиденные дядей, превратили дружбу в страх. Потом — в ненависть и, наконец, в убийство». Поскольку в чьей еще душе может быть столько страха, как не в душе нового христианина? В ком больше ненависти, чем в португальских и испанских дворянах? И кто, в таком случае, мог вернее всего предать дядю, как не аристократы из бывших евреев, помогавших ему вывозить книги на иврите — Зоровавель и царица Эсфирь!

Неужели они не поладили из-за чего-то?

Ту Бишват писал, что safira, которую ему в последний раз отправил дядя, до него не дошла. Может быть, дона Менезеш стала тратить прибыль, предназначенную для покупки новых рукописей, на что-то иное. Или, возможно, бескомпромиссное поведение дяди стесняло свободу Зоровавеля. Неужели он стал продавать книги на сторону?

Подлый Хаман, в таком случае, изображенный в последней Агаде дяди, — в той самой, похищенной из геницы, — должен быть графом Альмирским в старости. Это его лицо искал мой наставник, о нем он сообщил мне накануне пасхального ужина.

И все же, если граф виновен, если это он хотел, чтобы Симон и другие молотильщики больше не смогли рассказать ничего, связанного с ним, тогда почему он согласился отвезти Диего в лазарет? Я показываю Фариду:

— Нам нужно найти украденную Агаду, чтобы доказать, что граф Альмирский приказал убить дядю или даже сделал это сам.

— Каким образом? — спрашивает он.

— Мы обязаны каким-то образом поймать дону Менезеш и графа. Она должна быть у них.

— Берекия! — внезапно кричит Реза. — К тебе гости… отец Карлос.

Это уловка, придуманная матерью, чтобы выманить меня наверх?

— Пусть спускается! — отвечаю я.

— Кто там? — спрашивает Фарид.

— Священник, — отвечаю я.

Я убираю Агаду в тайник, запираю крышку и прячу ключ в воздушный пузырь угря.

Отец Карлос ощупью спускается по лестнице. У него на лбу выступили бисеринки пота, он жадно хватает ртом воздух, словно долго бежал.

— Иуда? — спрашиваю я.

— Ничего. — Он подходит ко мне и берет меня за руки. Его голос дрожит, когда он говорит мне: — Ты должен мне помочь!

— Это северянин? Он гонится за вами?!

— Нет, нет… не то. Но Боже милосердный. Я разговаривал с доминиканцами… Они, должно быть, вызвали демона, чтобы убить меня. Я понял кое-что: зло завистливо. Дьявол стремиться уничтожить все лучшее. Твой дядя владел добрыми силами, способными исцелить мир сущий и Царство Божие. Если дьявол захотел… я считаю, он и доминиканцы отправили за всеми нами демонов. Белого Маймона. Гемила и вправду его видела! Она оказалась права!

Глядя в его горящие глаза, я понимаю, что безумие Лиссабона, наконец, захлестнуло и священника.

— Карлос, прошу вас, хватит! У меня нет времени на образные речи.

— Тогда взгляни на это! — вскрикивает он.

Он достает очередной талисман. На квадратном куске гладкого пергамента крошечные письмена иврита формируют две неопрятных концентрических окружности, цитирующие Притчи. Наружная гласит: «Насилие есть мясо и пища предателей», внутренняя — «Светильник нечестивых угасает».

— Я нашел это в подкладке своего плаща! — кричит отец Карлос. — В моем плаще! Как ты это объяснишь?! Как?!

— Цыц! — говорю я.

Я достаю из сумки талисман, который он отдал мне раньше. Местами почерк на новом талисмане в точности совпадают с предыдущим, а кое-где становится неуверенным, словно писавший ослаблен тяжелой болезнью или вином.

Я протягиваю талисманы Фариду. Он нюхает их, потом лижет.

— Похоже на твои чернила, — показывает он.

— Мои чернила?! — Решение обрушивается на меня с силой, заставляющей застонать. Я столько времени избегал очевидного. — Карлос, эти надписи не имеют ни малейшего отношения к смерти дяди, — говорю я. Я верчу в руках пергамент, чтобы, распознав текстуру, убедиться в том, что виновен художник. — Идем, — велю я священнику.

Они с Фаридом идут следом за мной наверх. Мама приглушенным тоном читает молитвы. Она останавливается, чтобы наградить меня тяжелым взглядом. Реза делает тишину еще более угнетающей всем своим видом, выражающим праведное негодование, которое старательно копирует Синфа. Мы быстро проходим в комнату моей матери. За потайной панелью над дверью я нахожу талисман, над которым она работает. Почерк совпадает.

— Не понимаю, — говорит отец Карлос.

— Она наверняка подслушала вашу с дядей ссору. Решила, что может помочь. Суждения, омраченные беспокойством и скорбью, ведут к подобным чудовищным результатам. Этот талисман она наверняка подсунула вам в плащ, пока вы спали во дворе. Она принимает экстракт белены и не смогла писать достаточно аккуратно, да и подумать как следует тоже. Мне жаль. Я уверен, она не желала зла. Просто хотела, чтобы вы отдали книгу Соломона ибн Габироля, которую так сильно хотел дядя. В ее состоянии она наверняка решила, что этот талисман сможет вернуть ее брата. Две тайны сплелись воедино. Мы считали, что они — суть одно и то же.