Точка Боркманна - Хокан Нессер

1

Знай Эрнст Симмель о том, что вот-вот станет второй жертвой Палача, он бы наверняка позволил себе пропустить еще пару стаканчиков в трактире «Голубой фрегат».

Однако Симмель ограничился коньяком к кофе, после чего выпил виски с содовой в баре. Без особого энтузиазма он попытался поймать взгляд крашеной блондинки, сидевшей за столиком в углу, – ничего не вышло. Видимо, новая сотрудница консервного завода. Раньше он ее никогда не видел, хотя и знал местную публику, как никто.

Справа от него сидел Герман Шальке, репортер газеты «де Журнаал»; Шальке соблазнял его дешевой поездкой на уик-энд в Калининград или чем-то в этом духе, и, когда позднее восстанавливали события того вечера, сделали вполне достоверный вывод, что он – последний, кто беседовал с Симмелем при жизни. Если, конечно, не предполагать, что Палач тоже намеревался сообщить ему о чем-то, прежде чем зарубить. Но это было маловероятно, если учесть, что удар, как и в первом случае, пришелся сзади, под углом и как бы немного снизу, так что по этому поводу особых дискуссий не возникало.

– Тьфу! – сказал Симмель, вливая в себя последние капли виски. – Пора домой, к жене.

Если, конечно, Шальке правильно запомнил. Так или иначе, он пытался удержать его. Говорил, что на часах всего одиннадцать, ночь только начинается, но Симмель остался непреклонен.

Вот именно – непреклонен. Просто встал со стула, и все тут. Поправил очки, провел рукой по пряди жидких волос, зачесанных поперек лысины, словно это могло кого-нибудь ввести в заблуждение… пробурчал что-то себе под нос и ушел. Последнее, что видел Шальке, – широкая спина Симмеля, когда тот на минуту застыл на пороге, словно раздумывая, каким путем пойти.

А это, в свете всех последующих событий, выглядело немного странно. Ведь не мог же Симмель не знать, в какой стороне его дом.

Хотя, возможно, он просто постоял минутку, вдыхая вечерний воздух. День выдался жаркий, лето еще не закончилось, и вечера приобрели ту благородную насыщенность, которая возникает, когда долгие солнечные часы накапливаются в пространстве и потом постепенно отдают свое тепло. «Они словно созданы для того, чтобы пить их большими глотками», – сказал кто-то о таких ночах.

Не самый плохой вечер для того, чтобы перейти из него в мир иной, если уж позволить себе такую точку зрения. В своей редакции Шальке в первую очередь ведал вопросами спорта и культуры, но уж коль скоро ему выпало стать последним свидетелем, взял на себя миссию написать некролог о безвременно ушедшем директоре агентства недвижимости – так сказать, одном из столпов общества, который только что вернулся в родной город после нескольких лет, проведенных за границей (в солнечной Испании, среди единомышленников, столь же неохотно платящих налоги, но об этом вряд ли стоило упоминать). Жену и двоих взрослых детей он покинул в возрасте пятидесяти восьми лет, то есть в самом расцвете сил.

Ароматы вечера налетели на него, как невысказанные обещания, и он замер в дверях, размышляя. Может, все же неплохая идея прогуляться по Рыночной площади и по набережной?

Что ему делать дома в такое время? В сознании возник образ Греты с ее тяжелой фигурой и сладковатый запах спальни. Не сказать, чтобы картинка была приятной, и Симмель решил совершить небольшую прогулку. Всего лишь небольшой кружочек. Даже если не иметь никакой конкретной цели, сам по себе теплый ночной воздух оправдывал эти усилия.

Он пересек Лангвей и двинулся в сторону церкви Бунгекирке. В этот момент тень убийцы появилась из тьмы под липами парка Лейснера и последовала за ним. Тихо и осторожно… на почтительном расстоянии, бесшумно ступая на толстых резиновых подошвах. В тот вечер предпринималась уже третья попытка, но убийца не проявлял нетерпения. Он знал, какую миссию на себя взял, и менее всего намеревался делать дело впопыхах.

Симмель двинулся дальше по Хойстрат и спустился по лестнице, ведущей к порту. Возле Рыночной площади он замедлил шаг. Не спеша побрел по булыжной мостовой к опустевшему крытому рынку. На углу Домского переулка стояли и разговаривали две женщины, однако он не проявил к ним никакого интереса. Возможно, он не смог определить их статус – или ему помешало нечто другое. Возможно, в тот вечер у него просто не было желания.

На набережной он постоял несколько минут, куря сигарету и рассматривая яхты, покачивавшиеся на волнах. Тем временем убийца тоже позволил себе выкурить сигаретку, укрывшись в тени за складами на другой стороне Эспланады. Чтобы его не выдал огонек, он прикрывал сигарету, сложив лодочкой ладонь, но при этом ни на секунду не сводил взгляда с избранной жертвы.

Когда Симмель выбросил окурок в воду и направился в сторону городского парка, убийца понял, что сегодня все получится.

Правда, отрезок пути через парк от Эспланады до фешенебельного района Риккен, где жил Симмель, составлял не более трехсот метров, и на этой дорожке было установлено немало фонарей, но многочисленные летние праздники и прочие мероприятия под открытым небом привели к тому, что часть фонарей вышла из строя, а триста метров – это порой долгий путь.

Когда Симмель услышал за спиной мягкие шаги, он успел углубиться в парк не более чем на пятьдесят метров, но вокруг уже была темнота. Теплая и полная обещаний, как уже было сказано, однако непроницаемая.

Скорее всего, он даже не успел испугаться. А если и успел, то лишь на сотые доли самой последней секунды. Отточенное острие топора вонзилось сзади между вторым и четвертым позвонком. Рассекло третий позвонок по диагонали, разрезало основание черепа, пищевод и шейную аорту. Если бы лезвие вошло на несколько сантиметров глубже, голова и вовсе отлетела бы от туловища. Что само по себе сделало бы этот случай еще более скандальным, но в конечном счете имело конечно же второстепенно значение.

По всем мыслимым критериям Эрнст Симмель умер еще до того, как его тело коснулось земли. Лицо с размаху ударилось о поверхность утоптанной гравийной дорожки, очки разбились, и возникли некоторые вторичные повреждения. Из горла хлынула кровь, лилась она и из спины, и, когда убийца осторожно оттаскивал тело в кусты, он все еще слышал негромкое бульканье. Он бесшумно переждал, сидя на корточках, пока мимо прошла компания подростков, затем обтер свое оружие о траву и двинулся обратно в сторону порта.

Двадцать минут спустя он сидел за кухонным столом с чашкой горячего чая, прислушиваясь к звукам наполняющейся ванной. Будь рядом его жена, она бы наверняка спросила, трудный ли выдался день, не устал ли он.