Принцесса Анита и ее возлюбленный - Анатолий Афанасьев Страница 80

— Одного не поймешь, дуреха, — скорбно заметил Зубатый, в рассеянности пощипывая ее грудь. — У тебя выбора нету. Либо обретешь смирение, либо ждет тебя такая смерть, которая хужее нашей жизни, а это, сама представь, редко бывает.

— Но я предупреждала, Кузьма Витальевич. — Анита нашла в себе силы поддержать разговор, что было странно ей самой. — Говорила, ничего не получится.

— Дак я думал, шутишь… А сейчас тоже не получится? Вот пока ты в приготовленном виде?

— И сейчас не получится. Никогда не получится, Кузьма Витальевич.

— Почему?

— Господь Бог не попустит такого сраму.

Зубатый удовлетворился ее ответом. Сказал:

— Ага, значит, не попустит, — загасил сигарету об ее живот и удалился, раздумчиво покачивая головой.

Ожог от сигареты взбодрил ее ненадолго, хотя она к нему привыкла. Многие из нынешних посетителей использовали ее живот как пепельницу, видно, на «Зоне счастья» была такая мода в обращении с бунтарками. Ее живот дулся, весь саднил и горел, но это было терпимо. Она молилась неустанно. «Господи Иисусе, — умоляла, — забери к себе поскорее, ну, пожалуйста… Я могу терпеть, но зачем? Какой в этом смысл?» Молитвы, как и в прежней жизни, приносили облегчение, но не были вполне искренними. Анита немного лукавила: она еще не была готова умереть. Конечно, в ее теперешнем положении не было смысла, как, возможно, не было смысла вообще в ее появлении на свет. Уж слишком суров оказался последний росчерк судьбы, вдобавок застигший ее врасплох, но она не забыла, сколько прекрасных дней и ночей, какие изумительные упования остались в прошлом. Весы страданий и надежды пока колебались в примерном равновесии, и даже внезапный уход отца, похожий на предательство, не склонил ее сердце во тьму. В редкие минуты просветления, когда боль отступала, когда ее оставляли в покое, когда стихали голоса в коридоре (или в ее мозгу?), она понимала, что беда, нагрянувшая неизвестно откуда и не похожая ни на какие другие беды, известные ей прежде, может так же внезапно исчезнуть, раствориться в бликах окна. Мимолетны печали и радости земные, и это одно из самых важных знаний, к которому человек обыкновенно приходит с опозданием, а ей повезло, она осознала это в расцвете, лет, хотя и похожая уже на труп. Так стоит ли куда-то торопиться?

Анита не удивилась, когда увидела в комнате Никиту, потому что сперва приняла его за сон. Впечатление сна усиливалось тем, что Никита с ней не разговаривал, а сразу, болезненно морщась, начал распутывать руки и ноги, поддевая, подрезая веревки длинным, страшным ножом. Потом усадил на кровати и натянул на нее свитер и штаны. Она пыталась ему помогать, но у нее плохо получалось. Все тело было словно чужое, одеревенелое. Ей понравилось, как он с ней обращается, словно с куклой, но настораживало его молчание и какая-то суетливость, чего прежде за ним не замечала. Она спросила:

— Скажи, Никита, ты снишься или ты живой?

Он ответил негромко:

— Живой, живой… И ты живая… Где твое пальто?

Она показала на шкаф. Никита достал оттуда ее красивый собачий балахон и с изумлением его разглядывал.

— Это что такое?

Анита смущенно улыбнулась:

— Другого нет. Было раньше хорошее, теплое пальто, но его забрали.

Словно пушинку, он снял ее с кровати и поставил на ноги. Ее закачало, как пьяную, и она ухватилась за него руками, почти повисла на нем.

— Что? Не сможешь идти?

— Попробую.

— Попробуй… Тут недалеко. Машина прямо у дверей.

Никита мог донести ее на руках, но идти нормальным шагом было правдоподобнее. Сзади за поясом у него был засунут родной «Макаров», штанину тяжелил десантный клинок. Он ничего не чувствовал, кроме какого-то свирепого внутреннего напряжения, похожего на то, как если бы его подключили к высоковольтной линии. Он много чего повидал в своей жизни, а уж крови-то нахлебался досыта, но вид распятой, голой, в волдырях и царапинах принцессы с полоумным, жалобным, как у раздавленного кролика, глазами все же его обескуражил. Он был немного не в себе. В длинном коридоре им встретилось трое парней бывалой наружности и полупьяных да какая-то бабка с замотанной серым платком головой, но, по счастью, никто к ним не сунулся. Психологически это понятно. Вряд ли кому-то из местных обитателей могло прийти в голову, что в этом здании что-то происходит помимо воли начальства, да еще среди бела дня. У выхода на улицу охраны не было. Джип действительно стоял у порога. Никита распахнул заднюю дверцу, помог Аните взобраться внутрь. Уложил ее на просторное сиденье и укутал своей кожанкой. Сам переместился на передок за баранку. Обернулся принцессе и попросил:

— Попробуй подремать, кроха. Сейчас поедем.

Анита послушно закрыла глаза и — поразительно! — через мгновение погрузилась в глубокий сон.

Минут через десять на пороге появились Жека с Валенком. У них не все было в порядке. Мика держался руками за живот и у него было нехорошее, задумчивое лицо. Коломеец поддерживал его за плечи. Никита спрыгнул на землю, вдвоем с Коломейцем кое-как подтянули Валенка на заднее сиденье к Аните. Он там и улегся на бок рядом с ней.

— Что с ним? — спросил Никита.

— Ножевое ранение, — ответил Коломеец.

Час назад, когда прикатили в зону и подъехали к пропускному пункту, все пошло чрезвычайно гладко, лучше не бывает. Растяпа охранник поверил на слово, что они с пакетом из Москвы к Зубатому, сам подсел к ним в машину и проводил до здания. По дороге Никита у него спросил:

— Поблядушка московская живая?

Охранник загоготал как припадочный:

— Она двужильная. А вот батяне чуть башку не снесла. Вы за ней, что ли?

— Нам как прикажут, — ответил Никита. — Она где?

Простодушный парняга объяснил, что там же, где обычно, в штрафном блоке на первом этаже. Никита остался в машине, а Коломеец с Валенком в сопровождении охранника отправились к Зубатому. Понесли пакет. Как только исчезли, Никита нырнул в дом, а там уж дело техники…

Увидев на пороге своего кабинета двух незнакомцев, Зубатый, все еще пребывая в подавленном настроении из-за разбитой головы и душевного потрясения, пискляво накинулся на охранника: ты кого привел, сволочь? Тебе тут что, проходной двор?! Охранник стушевался и стал объяснять, что гонцы из Москвы, от хозяина с наказом, как же их не пускать… Зубатый его выгнал, пообещав скорую расправу, а Коломейцу с Микой велел сесть на стулья. Он уже разгадал пришельцев. У них на лбу написано, что подставные. Два раза глядеть не надо. Но прежде, чем вершить суд, следовало провести дознание. Даже по-человечески любопытно, откуда нынче берутся такие наглецы. Запредельное преступное чутье подсказывало, что их появление каким-то образом связано с невестой Желудя. Хотя, конечно, не напрямки. Говорил любезно, растягивая слова:

— Чего соврете, ребятки? Хозяин, говорите, прислал?

— Нет, — ответил Коломеец. — Это мы так, для понту, чтобы на посту не задержали. Мы по личному делу.