Украденный сон - Александра Маринина Страница 8

– Нет, – сухо ответила Настя.

– Странно. Ладно, скажу открытым текстом: иногда, чтобыуговорить партнера, надо его напоить и подсунуть ему красивую девицу, чтобыразмяк. Ну что вы на меня так смотрите? Впервые слышите? Не притворяйтесь,Анастасия Павловна, вы же не первый день на свете живете. Все так делают. ИВику я держал здесь именно для этого. Она была просто фантастически красива, ниодин мужчина не мог остаться равнодушным, какие бы вкусы у него ни были. Еслинадо, я отпускал ее с нужным человеком на несколько дней, она сопровождалаиностранцев, если им хотелось поехать в Питер, или по «Золотому кольцу», илиеще куда-нибудь. Вика никогда не капризничала, всегда выполняла мои просьбы,какого бы мужчины они ни касались.

За это я прощал ей запои и прогулы. Кстати, несмотря напьянство, она была обязательной. Вы не поверите, но если я предупреждал ее,что, к примеру, в среду у меня важные переговоры и она будет мне нужна, то вкаком бы глухом загуле она ни была, сколько бы ни выпила, в среду она была вофисе при полном параде. Она ни разу, вы слышите, ни разу меня не подвела.Поэтому совершенно естественно, что я многое ей прощал.

– Иными словами, вы держали Еремину как штатнуюпроститутку, – тихо подытожила Настя.

– Да! – взорвался гендиректор. – Если вам так большенравится, то – да! В чем тут криминал? Она работала секретарем, получала за этозарплату, а спать с клиентами ей нравилось, она делала это добровольно и,заметьте себе, бесплатно. Внешне это будет выглядеть только так и никак иначе!А то, что я вам рассказал, – ерунда.

– То есть вы отказываетесь от своих слов? – уточнилаНастя.

– Бог мой, нет, конечно. Я сказал вам правду, но тольколишь для того, чтобы помочь найти убийцу Вики, а вовсе не для того, чтобы вымне тут мораль читали. И если вы будете грозить мне пальчиком и упрекать вбезнравственности, то я от всего откажусь, тем более, я вижу, вы протокол неведете. Я, знаете ли, прожил достаточно и в ваших нравоучениях не нуждаюсь. Аубийство – вещь серьезная, и я не считаю себя вправе что-то скрывать. Я,однако, надеялся, что буду понят правильно. Видимо, я ошибся. Очень жаль,Анастасия Павловна.

– Да нет, вы не ошиблись, – Настя постараласьулыбнуться как можно приветливее, но это у нее не получилось, улыбка вышласмущенная, стыдливая и какая-то покаянная. – Спасибо вам за откровенность.Скажите, мог кто-нибудь из этих… клиентов приехать в октябре в Москву ипопытаться, минуя вас, снова встретиться с Ереминой?

– Разумеется. Но я об этом тут же узнал бы. Викаработает… работала у меня больше двух лет. За это время ее услуги требовалисьмне множество раз, но далеко не всегда партнеры были новыми. Некоторым она такнравилась, что они хотели встретиться с ней и в свои последующие приезды.

Кое-кто из них действительно делал это за моей спиной. НоВика таких вещей никогда от меня не скрывала, ведь это была ее работа, а неличная жизнь. Она прекрасно понимала, что если иностранный партнер оказался вМоскве и не позвонил мне хотя бы для того, чтобы перекинуться парой словпо-дружески, то это показатель его отношения и ко мне лично, и к фирме, и кнашему совместному бизнесу. Она понимала, что о таких фактах я должен знать, даи я сам ее неоднократно предупреждал. Нет, не думаю, чтобы она решила утаитьчто-то от меня.

– Значит, в октябре ничего подобного не случалось?

– Нет. Кстати, тот фирмач-голландец, который 22 октябряотвез Вику домой, спал с ней уже два года, в каждый свой приезд.

– Мне нужен перечень всех клиентов Ереминой, –потребовала Настя.

Перечень этот, довольно длинный, был ей предоставлен, итеперь Настя ждала, когда через отдел виз и регистрации проверят, не был ли ктоиз указанных в списке людей в Москве в тот период, когда исчезла ВикторияЕремина. Настя очень надеялась на эту версию, но понимала, что ждать придетсядолго.

…Добравшись до дома, она обессиленно плюхнулась на диван иблаженно вытянулась. Хотелось есть, но вставать и идти на кухню было лень.Вообще Настя Каменская говорила про себя, что лень родилась намного раньше еесамой.

Провалявшись на диване до позднего вечера, она собралась ссилами и выползла на кухню. Еды в холодильнике было совсем мало, выбирать непришлось: яйцо всмятку и сайра из консервной банки. Погруженная в мысли, Настяне чувствовала вкуса того, что ела. Очень хотелось выпить кофе, но онамужественно боролась со своим желанием, так как знала, что и без того заснет сбольшим трудом.

Ее мучило ощущение бесполезности того, что она делает,отсутствие даже малейших сдвигов в раскрытии убийства. Ей казалось, что она вседелает не правильно, и она боялась, что Колобок будет разочарован. Впервые онаработает самостоятельно, а не занимается анализом информации, добытой другимисотрудниками, и не дает им умных советов. Теперь она сама добывает информацию,и советчиков у нее нет.

А еще мучило Настю сострадание к своему начальнику, ВикторуАлексеевичу Гордееву, который узнал откуда-то, что среди его подчиненныхзавелся нечестный человек, а может быть, и не один, и теперь он никому из нихне верит, а должен делать вид, что ничего не произошло и он их всех уважает илюбит по-прежнему. Похоже на театр, подумала Настя, вспоминая репетицию уГриневича. С той лишь разницей, что у Колобка отныне и до выяснения ситуациився жизнь превратилась в спектакль, весь день он должен быть актером на сцене.А настоящая жизнь – только то, что у него внутри, в душе. И если актер, сыгравспектакль, может разгримироваться, пойти домой и пожить своей настоящей жизнью,то у Колобка такой возможности нет, потому что даже дома он постоянно помнит,что кто-то, кого он любит и кому верит, его обманывает. Как он сможет жить стакой тяжестью?

Настя почему-то совсем не думала о том, что с такой жетяжестью на сердце отныне будет жить и она…

Полковника Гордеева трудно было узнать. Энергичный,подвижный, в периоды раздумий любивший быстро ходить по кабинету, сейчас онсловно окаменел, неподвижно восседая за своим столом и обхватив голову руками.Казалось, эмоции в нем бушуют и он опасается, что одно неосторожное движение –и все, что накипело, выплеснется наружу. Впервые за все время работы наПетровке Насте стало не по себе в присутствии начальника.

– Что по делу Ереминой? – спросил Виктор Алексеевич.Голос его был ровным, бесстрастным. В нем не было даже любопытства.

– Глухо, Виктор Алексеевич, – честно ответила Настя. –Ничего у меня не получается. Полный тупик.

– Ну да, ну да, – пробубнил Колобок, глядя куда-топоверх ее головы.

Насте показалось, что начальник ее не слушал, думая о чем-тодругом.

– Помощь нужна? – вдруг спросил он. – Или покасправляетесь вдвоем?

– Будет нужна, если я придумаю новые версии. Насегодняшний день проверены…

– Не надо, – все так же равнодушно прервал ее Гордеев.– Я верю, что ты не халтуришь. С Ольшанским отношения нормальные?