Костяной склеп - Линда Фэйрстайн Страница 78

— Вы что-нибудь знаете о моей стране? — неожиданно спросила Клем.

Мы с Мерсером молчали. Слово взял Майк:

— Известно, что это самый большой остров в мире. В 982 году туда высадился Эрик Рыжий, [95]изгнанный из Исландии за убийство. Он-то и надул предков, втирая своим сородичам, будто его новая родина самая «зеленая страна» [96]в мире, ну так, слегка приукрасил. Люди на это клюнули и двинули плотными рядами на этот остров, чтоб ему не так скучно там было. Вот что примерно я помню. Больше ничего, извините.

— Неплохо у вас получилось. — Клем отставила стакан и принялась рассказывать, помогая себе жестикуляцией. — Семья моего отца родом из маленькой деревушки под названием Кваанак. Она расположена на северо-западе Гренландии, за Полярным кругом.

— Понятно теперь, почему вы пьете бурбон безо льда.

— Да вы не знаете, что такое настоящий холод. В деревне жили полярные эскимосы. Небольшой народец, изолированный от остального мира. В свете этого просто удивительно, как я связала свою судьбу с этим музеем. Роберт Пири начиная с 1880 года пытался там отыскать Северный полюс.

— Адмирал? — переспросила я.

— Тогда еще лейтенант, — ответил Майк.

— Тогдашний президент Музея естествознания Моррис Джезап заключил с Пири сделку. Предложил ему уйти из флота и пообещал профинансировать его полярную экспедицию, если Пири привезет ему интересный зоологический и геологический материал. — Клем обратилась к Майку: — Догадываетесь, за чем послали Пири?

— Без понятия.

— За метеоритом, который у эскимосов назывался Железной Горой.

— Вы прямо одержимы этими камнями.

— В то время это был крупнейший из найденных метеоритов. Лишь на третий год после бесчисленных попыток Пири удалось поднять его на корабль. И в 1897 году камень был доставлен в Бруклинский порт. Чтобы отвезти сокровище в музей, понадобилось четырнадцать лошадиных упряжек. Но между тем на борту судна Пири находился и более ценный груз.

— Что же это было?

— Инуиты. Шестеро представителей отдаленного маленького племени, в котором всего-то насчитывалось около двухсот пятидесяти человек. Несколько лет подряд они были верными помощниками Пири в его путешествиях, охоте и изысканиях. Они ему полностью доверяли и отправились за ним в дальнюю дорогу, думая, что продолжается их сотрудничество. Он и команда были единственными белыми, которых они видели.

— Но зачем Пири привез их в Нью-Йорк?

— Алекс, он слыл великим ученым. Вот и прикрылся научными интересами. Только и пресса, и публика воспринимали инуитов лишь как экспонаты, этакие диковинки.

— Тогда он впервые привез людей в Нью-Йорк?

— Живых — да, — ответила Клем.

— Ну уж мертвых-то зачем везти?

— За год до этой поездки он разрыл одну родовую могилу эскимосов. В ней покоились люди, с которыми он сдружился в своих ранних экспедициях. В ней лежали отец, мать и их младшая дочь, умершие во время эпидемии, так что могила была совсем свежая.

— Зачем он это сделал? — удивилась я.

— Чтобы продать их музею.

— Но ради чего?

— Ради скелетов, черепов. Для очередной экспозиции. Чтобы богатые белые люди могли поглазеть на аборигенов. А ученые могли изучать представителей северных народностей.

— Скольких он привез из той экспедиции?

— Четверых взрослых, из которых двое были вдовцами с детьми. И так на борту оказались еще маленькая девочка и мальчик. Плюс пять бочек, доверху наполненных останками эскимосов, которых тоже вырыли из их могил. — Клем закрыла глаза и на секунду застыла. — В одной из этих бочек была и моя прабабушка.

В это невозможно было поверить. Мы молчали, пока Клем не продолжила свой чудовищный рассказ:

— И все-таки она оказалась в лучшем положении, чем те, кто еще был жив.

— Где жили эти люди?

— Вы, конечно, были в знаменитом Музее естествознания? Шестерых эскимосов поселили в подвале музея.

— Но как там можно жить? — возмутилась я. — В нашу эпоху разве можно жить в вечной сырости и темноте? Бесчеловечно селить людей в помещение, где нет ни водопровода, ни отопления, ни электрического света! Неужели это все происходило столетие назад?

— Нет, конечно, это же понятно. Людей привезли в Штаты в качестве диковинных экспонатов. А журналисты и все прочие охочие до сенсаций личности ползали по тротуару — опять же это без всякого преувеличения — и, припадая к окошкам, наблюдали за этими людьми через решетку.

— Бедняги когда-нибудь вообще покидали стены музея?

— Им пришлось их покинуть, но не по своей воле. Из-за болезни. Они не вынесли нью-йоркского климата. Подхватили простуду, у пятерых она развилась в пневмонию, а у шестого — в туберкулез. Так все и оказались пациентами больницы Бельвью. Когда их немного подлечили, они снова вернулись в музей. Правда, на сей раз у кого-то хватило ума поселить эскимосов в более удобное помещение на шестом этаже, в прежнюю каморку уборщика.

— И там они?

— Через полгода после прибытия в Америку двое взрослых умерли. К сожалению, одним из них был вождь племени, Квисук. Его маленький сын остался сиротой. Один в чужом мире, без семьи и друзей. Английского языка мальчик не знал, а на родном говорили всего трое пока уцелевших сородичей.

— Администрация музея не собиралась отвезти их, и в особенности детей, домой, в Гренландию? — спросила я.

— Из-за льда и непогоды это в середине зимы все равно было бы невозможно сделать.

— Но о них хоть кто-нибудь заботился?

— Да, конечно. Одним из таких милосердных людей оказался сотрудник музея по имени Уильям Уоллес. Если я правильно помню, он был комендантом всех корпусов Музея естествознания. Они с женой взяли маленького Мене домой и сделали членом своей семьи. Мальчик выучил английский, пошел в школу вместе с сыном Уоллесов, стал неплохим спортсменом и относительно счастливым парнишкой. Остальные же его соплеменники, приехавшие с ним в Нью-Йорк, умерли в течение года.