Смерть по высшим расценкам - Анатолий Ромов Страница 77

Весенний день был теплым и солнечным, у причалов стояли катера и яхты, летали чайки, и тут же, прямо на набережной Гудзона, были расставлены столики кафе. Лина сидела вдали, у конца гранитного парапета; на ней было серое шерстяное платье и пересекающая лоб белая тесьма. Заметив, что Павел на нее смотрит, помахала рукой.

Помахав в ответ, он сел за столик.

Некоторое время она смотрела на него улыбаясь. Наконец сказала:

— Привет.

Он ответил не сразу. Разбудив его своим звонком, она сказала, что хочет сообщить что-то важное, и назвала это место. Сейчас она смотрела, не отрывая глаз, прядки волос, выбившиеся из-под белой тесьмы, слабо колебались под ветром, уголки губ чуть заметно вздрагивали. «Похоже, она действительно хочет сказать мне что-то важное», — подумал он, но уж точно не то, чего он ждал.

— Привет, — наконец ответил он.

Посмотрев на реку, тронула белую тесьму. Повернулась:

— Легко меня нашли?

— Легко, тут нечего искать. Лина, я весь внимание.

— Весь внимание?

— Ну да. Вы сказали, у вас есть для меня какое-то важное сообщение.

— Важное… Важное сообщение? — Сделала вид, что ее очень интересует солонка и перечница. — А, вы об этом. Вообще, может, мы перейдем на «ты»?

— Хорошо, давай перейдем на «ты».

— Ладно. И учти, у нас только тридцать минут.

— Почему тридцать минут?

— Потому что ровно на столько я уговорила отпустить меня моего телохранителя.

— Телохранителя?

— Да. Он сидит здесь, сразу за мной, видишь его?

Покосившись, увидел сидящего неподалеку за столиком мощного парня в темно-синем костюме; заметив его взгляд, парень налил в свой стакан минеральной воды и отвернулся.

— Вижу.

— Я заказала коктейли, ничего?

— Ничего. — Подождал, пока официант поставит на столик коктейли и уйдет. — И все-таки, Лина, ты как будто хотела сказать что-то важное?

— Да, я хотела сказать что-то важное. — Взяв губами соломинку, потянула коктейль. — Понимаешь, скоро процесс, и… Ну, в общем, хотя и Фред, и Гленн, и бабушка уверяют, что все будет в порядке и меня оправдают, мне все равно как-то не по себе. Поэтому до процесса, да и во время процесса мы с тобой увидеться не сможем. Не сможем, так ведь?

— Боюсь, что да.

— Боишься?

— Да, боюсь. То есть ты будешь каждый день видеть меня на процессе, как одного из своих официальных телохранителей. Но должна при этом делать вид, что не обращаешь на меня никакого внимания. Учти, это очень важно.

— Да, я знаю, это очень важно. Хорошо, я буду делать вид, что не обращаю на тебя никакого внимания. Но понимаешь, получается так, что я никак не могу оказаться с тобой наедине. И звонить тебе нельзя, ты все время с Джоном. Фред, ну, то есть отец, дал указание всем в Коствуде никуда меня не выпускать, потому что он боится, что люди Косого узнают, где я.

— Он правильно боится.

— Возможно. И все же, знаешь… — Усмехнувшись, легким движением руки убрала сбившуюся на лоб прядь волос. — Это оказалось сильнее меня, я хочу только одного: видеть тебя. И мне хотелось бы сейчас знать, что ты на это скажешь. Ты хотел бы видеть меня?

Встретив ее взгляд, понял: не нужно ничего объяснять, они оба сейчас понимают друг друга беспредельно, до конца, без всяких объяснений. Протянул ладонь к ее ладони, осторожно дотронулся.

— Конечно, я хотел бы видеть тебя. Поэтому хочу спросить: когда мы сможем встретиться и поговорить без всяких ограничений?

— Может… — Он почувствовал легкое пожатие ее пальцев. — Может, встретимся сразу же после того, как закончится процесс? На этом самом месте, в этот же самый час, в двенадцать дня? Как?

С минуту он молчал, улыбаясь. Наконец сказал:

— Отличные условия, я их принимаю.

— Ну вот. И давай не будем больше выяснять, что и как мы должны делать. Давай просто смотреть на реку, на чаек, на солнце. И друг на друга.