Сам без оружия - Алексей Фомичев Страница 75

– Мешать не будем, просто понаблюдаем. Вы не против, Сергей Михайлович? – вежливо ответил капитан, понимая, что отвлекать творца во время творения нельзя.

Зинштейн тут же повернулся к актерам и продолжил наставления. Диана бросила на Щепкина короткий взгляд, едва заметно улыбнулась и закивала в такт словам режиссера.

Щепкин отошел к стене, откуда было удобно наблюдать за залом. Тут же стояли костюмер, гример и второй художник со звонким именем Антонин. Совсем молодой парень, с длинными патлами и водянистыми глазами.

– Здравствуйте, Василий Сергеевич! – раздался за спиной звонкий баритон. – Решили заглянуть на огонек?

Щепкин повернулся посмотреть на насмешника и от неожиданности оторопел. Перед ним стоял офицер военно‑морского флота с погонами лейтенанта. Только кортика на ремне не видно.

Гренадерские усы, густые сросшиеся брови, нос с горбинкой, румянец на щеках. Из‑под фуражки выбиваются густые русые волосы. И только глаза смотрели знакомо.

– Хорошая маскировка, гос… э‑э… Василий Сергеевич? – насмешливо протянул Гоглидзе. – Ольга просто умница! Обещала, что меня никто не узнает, и сделала!

– И что это значит, Георгий… гм… Дмитриевич?

– Это все Зинштейн. Пристал – такой типаж, такой типаж! Вот и уговорил. Небольшая роль, но очень важная!

Гоглидзе покосился на погоны, делано вздохнул.

– Что, не то дали?

– Куда деваться? Сам доставал в порту. Дали такие.

Щепкин усмехнулся. Лейтенант во флоте соответствовал штаб‑ротмистру в кавалерии, то есть вышло Гоглидзе понижение в звании.

– Ну, если ради искусства…

– Ты мне вот что скажи, моряк, откуда эта публика здесь?

– А, эти… – Гоглидзе вздохнул, осторожно тронул кончик усов. – Вот тут мой дар убеждения сдал. Зинштейн буквально зубами держался за этих… статистов. Мол, натурально все будет, как и положено, без фальши. Только водку в бутылках велел заменить на воду.

Щепкин пригляделся. Сидевшие за столами статисты изредка украдкой опускали руки со стаканами под столешницы, потом пили из них «воду» и довольно крякали, утирая губы.

– Да, замена хорошая…

К ним подошел Браун. Тоже посмотрел в зал, поморщился.

– Бастэрдс! Напьютса, и будет драка!

– Согласен, ублюдки, – кивнул Щепкин. – Надеюсь, съемки затянутся не до утра…

В этот момент Зинштейн закончил объяснения, заставил всех лишних людей убраться с площадки, проверил готовность операторов, актеров, статистов и дал команду начинать.

Как понял Щепкин, снимали сцену визита гордого морского волка – князя в какой‑то вертеп, где держали его возлюбленную. Как она в этом вертепе оказалась – непонятно, и почему морской волк не привел с собой всю стаю, то бишь еще пяток офицеров, – капитану тоже было невдомек.

Зато он с интересом наблюдал за происходящим. Морской волк Гоглидзе, сердито топорща усы, сидел за столиком и волком, а скорее даже акулой смотрел по сторонам. А посмотреть было на что. После начала съемки в зал спустились десяток пригожих девиц, чья профессия скромно именуется… хотя какая тут скромность – это были распутные девки из той, второй части трактира.

Девицы подсели к морякам и стали незамысловато играть, точнее, делать привычное дело – жеманничать, завлекать, строить глазки, громко смеяться, поигрывать плечиками, невзначай открывать щиколотки аж до самых колен.

На успевших подогреться «водой» моряков и грузчиков сие незамысловатое действо произвело нужное впечатление. И они стали недвусмысленно хватать девиц за филейные части, сажать себе на колени и поить водой. А потом и не водой.

Но внимание присутствующих все же было обращено на столик, где сидел морской волк Гоглидзе. Ротмистр, ставший временно лейтенантом, грозно смотрел на игравшего сутенера Никодима. И говорил ему, что негоже красть чужих девиц, да еще превращать их в путан.

Никодим, показывая всю подлую сущность сутенера, поигрывал бровями и, кривя губы, отстаивал свои интересы. Говоря иначе – не хотел возвращать похищенную княжну Диану.

Реплики актеров были сами по себе интересны, но послушать их целиком не получалось. Мешал Зинштейн. Стоя возле камеры с рупором, он руководил процессом с энергией и азартом.

– Кулаком по столу! Вот так! Еще раз! И взгляд вперить в его противное мурло! – демонстрировал знакомство с простонародным жаргоном режиссер. – И голову гордо вскинуть! Вскинуть, я сказал!.. Сутенер, губы криви, криви! Поиграй бровью, цыкни! И жест рукой! Жест! Так, хорошо! Эй, там, за пятым столиком! Не смотреть в камеры! И оставь ее платье, дубина! Так… хорошо! Хорошо! Привстаньте, князь! Еще! Выше! И за грудки его! И кортик вон! А… нет кортика! Ну тогда толкни его на стул! Вот! Вот! Вот так!.. Стоп, снято!

Короткая пауза, смена декораций – это Зинштейн обнаружил спрятанные бутылки виски и вина у матросов и потребовал убрать их. А также не трогать девиц. Требования были выполнены, но весьма неохотно. А взгляды статистов стали из довольных злыми. Но Зинштейн этого не замечал. Он опять побежал растолковывать задачи актерам.

Щепкин, пока было время, присматривал за Брауном и Скориным. Те сидели невдалеке, пили вполне приличное пиво и о чем‑то говорили. Рядом с ними сидела Ольга Ванина, но потом ее позвал режиссер, и она отошла.

Капитан отметил улыбки на губах Брауна и Зинштейна, невольно нахмурился. Он подозревал обоих в пособничестве японцам, но теперь был вынужден изменить мнение. От Батюшина пришло сообщение о Брауне. Тот чист, аки слеза, ни в чем подозрительном не замечен, его поездка во Владивосток сопряжена с делами.

О Скорине опять ничего конкретного, в архивах контрразведки и охранки такого человека нет. А значит, он не был связан с врагами империи.

И все же Щепкин продолжал держать их в поле зрения. Уже по привычке.

– Как, командир, останемся еще? – подошел к Щепкину Белкин.

– Посмотрим немного. Наши все здесь, за консульством филеры следят. Вроде других дел нет, – негромко ответил капитан. – А ты бы проверил улицу.

– А что там?

– Лишних глаз нет?

Белкин без слов пошел к выходу. А капитан обратил внимание на зал. Зинштейн дал команду начинать съемки нового эпизода.

Появление Дианы совпало с падением из‑за стола немного перебравшего подпольной водки грузчика. Он не попадал в кадр, однако Зинштейн отреагировал мгновенно.

– Уберите его быстро! Княжна, спускайся! Так, улыбку, улыбку! И печаль! Брови домиком! Вот так! Остановись, замри! Посмотри на возлюбленного, прижми руки к груди! Ах! Ах! Вот так! И лицо руками закрой! Никодим, не спи! Веди ее вниз. Хорошо! Вниз! Никому в камеру не смотреть! Оператор, крупный план княжны!

Диана была чудо как хороша в легком платье, в небольшой шляпке с вуалью, с обнаженными руками. Она играла радость, смущение, испуг, отчаяние, не переставая медленно спускаться по лестнице.