Свинец в крови - Рафаэль Кардетти

Лола держала пистолет в левой руке. Вообще-то она была правшой, но для выполнения всех сложных или технических задач пользовалась другой рукой. Порой эта разница почти не ощущалась. Например, когда мы жили вместе, правой рукой она ласкала мне лицо, а другой, левой, хлестала по щекам.

Лола была девушкой странной и страстной. Именно за это я и полюбил ее, когда был моложе. По этой же причине я ее и бросил.

Каждый день Лола удивляла меня. Мы даже придумали своеобразную игру: я ставил перед ней невыполнимую задачу, например, собрать мебель из «Икеи» без инструкции и меньше чем за час, и ей нужно было с этим справиться. Она ни разу не потерпела неудачи. Лола умела устраиваться. Она обладала тем практическим умом, которого я был начисто лишен.

Недрогнувшей рукой Лола навела свое оружие на живого человека. Учитывая, что раньше она ни разу в жизни не притрагивалась к пистолетам, ее хладнокровие поражало.

Она воспользовалась случаем, чтобы надеть камуфляжную форму и обтягивающую майку, без лифчика. Под зеленоватой тканью, казалось, трепетала тень ее маленьких грудок. Чуть ниже, там, где ее пальцы смыкались на темной рукоятке «магнума-357», блестел розовый лак ногтей.

Жестокость и женственность. Очень возбуждающий контраст. Лола никогда и ничего не делала случайно.

Непосредственно перед тем, как нажать на спуск, она бросила на меня последний взгляд. Вовсе не тот томный взгляд, от которого у мужиков вскипает кровь. Она знала, что я стою большего. Это был взгляд сообщника, настолько мимолетный, что никто, кроме меня, его и не заметил.

Я прекрасно понимал ее намерения. Она хотела мне досадить, и это ей отлично удалось.

Семьдесят человек гостей ждали моей реакции. Казалось, моя пассивность их разочаровывает. Столпившись в комнате, рассчитанной на вдвое меньшее количество людей, они смотрели на меня с любопытством, а многие — и с презрением, как будто мое бессилие превращало меня в чудовище.

Бессилие... Это слово словно было создано специально для меня. Я всегда довольствовался тем, что наблюдал за событиями издали, никогда по-настоящему не пытался противостоять их естественному ходу. Без сомнения, эта позиция спасла меня от полного крушения, когда я был подростком. Однако, в конечном итоге, она помешала мне стать ответственным человеком.

В свою защиту могу сказать, что и никому другому не пришло в голову вмешаться. Все зрители затаили дыхание. Они топтались у стартовых колодок, готовые устремиться вперед, чтобы подобрать кусок мозга или осколок челюсти.

Вечером, вернувшись в свои красивые уютные квартиры, они вставят его в хорошенькую позолоченную рамку и повесят над камином, между университетским дипломом и жуткими каракулями, нарисованными младшеньким ко Дню матери. А потом позовут всю родню полюбоваться новым украшением гостиной.

Они внушали мне отвращение, но сам я был не лучше их. Я пригласил их, потому что нуждался в их деньгах. В каком-то смысле они платили за то, чтобы увидеть, как Лола выстрелит. Я не мог отказать им в этом удовольствии. Отступать было некуда.

Бертен, стоявший метрах в пяти перед Лолой, казался безмятежно-спокойным. Он безразлично смотрел в ствол «магнума». Он уже пережил похожую ситуацию и вышел из нее целым и невредимым.

Он улыбнулся, как будто все происходящее было игрой, сделал глубокий вдох, а потом, как заправский комедиант, бросил последний взгляд на зрительницу в самом ослепительном бриллиантовом колье.

Лола нажала на курок.

Грохот выстрела разорвал гнетущую тишину помещения и словно запрыгал от стены к стене. Гарантированный эффект «surround», похлеще, чем в кино. Отдача «магнума» отбросила Лолу назад на целый метр.

Когда пуля ударила Бертена в грудь, его лицо исказилось гримасой. Он слегка вскрикнул от боли, но остался стоять, наклонив голову, раскинув руки, словно святой с картины Эль Греко.

Картина получилась даже красивая. В этом жертвоприношении было какое-то благородство. Бертен жертвовал самим собой, своей кровью, своими кишками и несколькими нервными клетками во имя универсального эстетического идеала. Он полностью и навсегда отказывался от себя, как от личности. Значение имели лишь красота поступка и тот смысл, который каждый вложит в него позже, когда обдумает.

На какое-то мгновение я чуть было не поверил в искренность его жеста и почти что растрогался. Обман раскрылся мне, когда он поднял голову и выпятил грудь. Тогда все смогли увидеть маленькое пятнышко синей краски, выступившее на рубашке в том месте, куда попала пуля. Первоначальное удивление на миг сменилось замешательством.

Бертен сжульничал, он был жив.

Тем не менее его торжествующая улыбка вызвала взрыв аплодисментов. Он поприветствовал толпу, как рок-звезда, вскинув сжатые руки над взлохмаченной шевелюрой. Затем благородным жестом пригласил зрителей к столу. Чтобы подать пример, он и сам бросился к стойке.

Я в бешенстве одарил мрачным взглядом свою помощницу. В ответ Лола ухватилась за меня и потерлась о мое бедро.

— Ты и вправду подумал, что я его убью, да?

— Конечно. Как тебе удалось убедить этого психа отказаться от плана?