Объяснение в ненависти - Анна и Петр Владимирские Страница 72

— А чем тебе пьяные не угодили? — шутливо поднял брови ее друг.

— Боря, — погрозила она ему пальцем, — с каких пор ты пьяных защищаешь? Ты ведь не пьешь совсем.

Борис Степанович Зуев, Степаныч, как его все звали в «Океанимпэксе», неопределенно пожал плечом. Оглянулся вокруг, прищурившись, отчего морщины у глаз прорисовались еще резче. Никого знакомых, это хорошо. Свой служебный роман Ирина Максимовна и Степаныч тщательно скрывали. Штирлиц мог бы поучиться у них: никто на работе не подозревал о романтических отношениях между бухгалтершей и водителем. Ведь корпоративные правила предписывали строго хранить чистоту морального облика, да и на острый язычок к этой наглой молодежи попадать не хотелось.

— Хорошо, что мы встретились здесь, а не дома, — нахмурилась Ирина Максимовна.

— Чем же здесь лучше? Дома телевизор, тапочки, ужин. Устал я что-то сегодня. А тут только сирень да зелень. И парочки влюбленные кругом…

— Послушай, я давно уже хотела поговорить.

— О чем?

— После смерти Женечки я чувствовала себя несчастной. Это была непоправимая утрата для меня и моей семьи. Ты поддержал меня тогда, я тебе благодарна. А главное, ты подсказал мысль— очень правильную, справедливую — отомстить докторше за смерть моего племянника! Мы с братом написали жалобу, через влиятельных людей ей дали нужный ход. Эту мерзавку Лученко отстранили от работы и должны вообще уволить. Справедливость восторжествовала. Но тут выясняется, что она проводит у нас тренинги! И совсем не выглядит наказанной! От этого у меня снова сердце разрывается. Ну, что ты молчишь?

Зуев, слушая, вертел в руках ключи от машины. Потом сунул брелок в карман, закурил. Едкий дым «Примы» заглушил аромат цветущей сирени.

— Эта Лученко — ведьма, — сказал он глухо. — Я тебе не мстить советовал, ты, как всегда, преувеличиваешь. Ну дал мимоходом совет: тисни жалобу. Думал, тебе же, дуре, легче будет. Если б знал тогда, на кого жалоба, в жизни не давал бы такого совета! Воевать надо, только если есть хоть какой-нибудь шанс победить. А против этой докторши так просто переть нельзя.

— Что-о?! — изумилась Ирина Максимовна. — Что я слышу? Так ты не на моей стороне? Ты на стороне этой гадины! Ладно. Я сама, если ты ее так боишься! Пусть мне будет хуже. Но я завтра же устрою ей скандал! Вот она придет проводить свой идиотский бизнес-тренинг, и я при всех заставлю ее ответить: почему она бросила нашего Женечку на произвол судьбы?! Спрошу, по какому праву она перестала наблюдать пациента Цымбала. Ей нечего будет ответить, и Янис ее выгонит.

— Ира, — нахмурился Степаныч, — зачем тебе это нужно? Ведь племянника все равно не вернешь.

— Мне нужно. Я все глаза выплакала! Мы так старались, чтобы все было хорошо… Если б не эта докторша, он жил бы и жил! Молодой, красивый! Сережа с Ингой, как любящие родители, даже личную жизнь его устроили!

— Не истязай себя. Тебе незачем говорить с этой докторшей. Что она может сказать? Начнет оправдываться, говорить дежурные слова. А то и обидит тебя, напомнит, что Женя был не вполне… здоров. Что уже раньше пытался… ну, того… умереть, и тогда она его вылечила. Ты еще больше расстроишься, вот увидишь!

— Ну уж нет! — В голосе Ирины Максимовны звучало непреклонное желание высказаться. Она не заметила, как лицо мужчины стало жестким. — Я завтра же поговорю с ней! И покажу ей и всему коллективу наши семейные фото! Пусть увидит всю нашу семью — и будущую невестку, и счастливого мальчика! Пусть увидит собственными глазами…

— Что ты говоришь? — переспросил Зуев, до которого только сейчас начал доходить смысл сказанного. — Ты покажешь всем фотографии?

— Покажу!

— А как же невеста твоего покойного ангелочка? — сделал последнюю попытку Зуев. — Ее-то за что наказывать? Если узнают, что вы с ней почти что родственники, что это ты ее втихаря пристроила в компанию… Помнишь корпоративные правила? Вам обеим не поздоровится.

Ирина Максимовна замолчала, промокнула слезы платком.

— Да, — шмыгнув носом, проговорила она упрямо. — Правила… Но Женечка должен быть отомщен, и девочка меня поймет. Ничего с ней не случится, в ее возрасте работу потерять не страшно. Ну, в крайнем случае я ей помогу, устрою еще куда-нибудь через знакомых. Ты вот не хочешь мне помогать!

— Я не хочу?! — деланно возмутился водитель. — Очень даже хочу. Вместе устроим веселую жизнь убийце в белом халате. Как же ты без меня, одна? Ты устаешь, у тебя трудная работа. Отчеты там всякие, налоговая. Как только такую нагрузку выдерживаешь? Пошли к тебе. Сегодня я беру на себя все домашние дела, а ты будешь только отдыхать.

— Какой ты заботливый! Это так приятно, — вздохнула Ирина Максимовна, ее морщинки разгладились. — Но ты ведь тоже не гуляешь весь день.

— Не сравнивай, дорогая. Я мужчина, мне положено пахать! А женщина иногда должна быть слабой. — Поддерживая свою подругу под локоть, он отправился вместе с ней по аллее сквера. Открыл перед ней дверь «лендровера», подсадил и, усевшись на водительское место, вырулил на дорогу.

Дома он быстро начистил картошки, поджарил ее на широкой сковороде, сварил сосиски, открыл банку с консервированными огурцами, достал из холодильника бутылку холодного пива и ловко сервировал стол. Все было ясно и просто, думать совершенно не о чем, и он размышлял только об одном: неужели и сегодня она наденет этот ядовито-розовый, с наждачными кружевами пеньюар? Воображает, будто он молодит ее увядающее тело. На самом деле старая вещь выглядит жалко, кружева похожи на засохшие букеты. Единственное, что в пеньюаре не изменилось за много лет, — он постоянно шибает электрическим разрядом.

Ирина Максимовна вышла из спальни в розовом пеньюаре, они отужинали. Женщина ласково смотрела на своего любовника, ожидая продолжения. И он не обманул ее ожиданий. Сам предложил: «Давай ляжем сегодня пораньше!» Трепетная, как девочка, она помчалась принимать душ. Потом они недолго, но со знанием дела занимались сексом. Сегодня он был в ударе. Его будоражило сознание того, что эта жизнь продлится лишь до утра. Женщина млела, стонала, рвала зубами пододеяльник и содрогалась от его умелых ласк. Доведя ее до полного изнеможения, он тихо сказал: «Спи. Я полежу немного и пойду домой. Завтра увидимся». Ирина заснула совершенно счастливая, душа и тело обрели долгожданный покой.

Утром она проснулась от электрической трели будильника. Как всегда, в семь утра. Каждый день ее жизни напоминал инструкцию по бухучету, заведенный порядок никогда не нарушался. Обычное и обыденное, привычное и понятное возводилось в закон, у Ирины Максимовны все было на своем месте и делалось в свое время. Жизнь отмерена, помечена, разложена по полочкам. Чем проще, тем лучше и спокойнее. Она совершенно терялась, если что-то нарушало привычный ход вещей. А напрасно! Иногда очень полезно выходить за рамки привычного. Знай Ирина Цымбал, какой узор сложился сегодня утром из стеклышек калейдоскопа, она бы все-все переменила! Встала бы позже, на работу не пошла бы или пошла другой дорогой, не покупала бы в этом киоске четверговую газету с телепрограммой на неделю, а купила бы в другом киоске, другую газету или вообще — глянцевый журнал с гламурными красавицами! Но, увы, она не умела видеть узоры в картонной трубе, не умела меняться, становиться на время другим человеком и примерять на себя другой стиль, методом проб и ошибок обнаруживать в себе какие-то неиспользованные резервы, нащупывать некие люфты чувств и границы привычных застывших ролей. Не умела заставить госпожу Фортуну обратить на себя внимание: вот, мол, я не застегиваюсь на все пуговицы и не прячу голову в песок, я пробую то и это, так дай и ты мне от щедрот своих…