Праздник Святой Смерти - Ирина Лобусова Страница 71

26 октября 1941 года

Каждый день начинался с чувства голода. Это было самым мучительным, кошмарным ужасом — желудок, который сжимался от голодных спазмов. Не спасал и сон в холодной постели — Зина спала под тремя одеялами и в одежде, потому что уже наступили холода, а никакого отопления в доме не было.

Теоретически можно было поставить буржуйку, но ее нечем было топить. Уголь и дрова стоили дороже любой еды и достать их было гораздо тяжелей. А топить обломками мебели и старыми газетами было невыгодно. Запасов хватило бы на 2–3 дня. А потом — что?

Поэтому каждую ночь, отправляясь в ледяную постель, вечно голодная Зина испытывала страшную пытку. Перед ее глазами вереницей шли все те вкусные блюда, которые она ела раньше. И не только деликатесы, а и обычная еда — хрустящая, с золотистой корочкой жареная картошка, свиная отбивная, нежные телячьи котлеты, биточки из тюлечки, аппетитно поджаренные синие с чесночком… Все это, мучая и дразня, возникало в памяти, вызывая голодные спазмы желудка. А потом на смену им приходило то, что ели теперь — глинистый, зеленоватый хлеб с опилками, жидкое варево из пшена или гороха, картофельные очистки…

Голод, пожалуй, был самым страшным испытанием. Хотя Зина была в положении лучшем, чем все остальные жители города.

Бершадов изменил легенду про учительницу — она стала слишком опасной. Теперь Зина была бывшим бухгалтером по имени Вера Петровна Карелина. И работала она в том самом кафе «Луч» на Староконке, куда пришла в самый первый раз. С тех пор это кафе стало постоянной явкой.

Крестовская работала помощником повара. В ее обязанности входило чистить овощи, мыть посуду — тарелки, чашки, огромные кастрюли, сковородки… А также готовить самые простые блюда, такие, как картофельное пюре, гречневая и пшеничная каша…

Главным поваром в кафе был Михалыч — тот самый старик, к которому Зина шла в первый раз. Ему было 67 лет, но выглядел он лучше многих сорокалетних. Он был связным Бершадова. Звали его Николаем Михайловичем, но никто и никогда не обращался к нему по имени-отчеству, только Михалыч.

Управлял кафе толстый полицай на службе у румын — Матвей Григоренко, родом из Любашовки. Когда в Одессе начали уничтожать евреев, он сразу предложил свои услуги и пошел служить в полицию. Потом занял большую 4-х комнатную квартиру на Старопортофранковской, в которой раньше проживала еврейская семья, и перевез из Любашовки всех своих родственников.

Григоренко присутствовал на всех казнях. За заслуги в проведении карательных операций румыны и подарили ему кафе «Луч», переименованное ими в «Raza». Там кормили немецких и румынских офицеров.

В кафе работало всего три человека: Михалыч — повар, Зина — его помощница по кухне и по совместительству официантка и еще одна пожилая женщина — уборщица.

С первого взгляда Григоренко страшно невзлюбил Зину, но из-за Михалыча ее терпел. Михалыч был поваром от Бога, он умел готовить вкусно даже из того скудного набора продуктов, который поступал в кафе.

Готовил он блюда простые, но сытные: овощные супы и борщ, блинчики, картофельное пюре и каши, котлеты. Григоренко был очень жадным и старательно следил за продуктами. Но все равно Михалыч тайком от него умудрялся сунуть Зине и уборщице картофельные очистки, крупы.

В обязанности Зины входило подавать еду на стол офицерам. С немцами и румынами она держалась вежливо и доброжелательно. Немцы были надменны, грубы и обращались с ней с брезгливостью, а вот румыны были совсем другими — шутили, заигрывали с Зиной, совали ей небольшие подарки — пачку табака, печенье, цветную ленту, леденцы… Они не стреляли и не участвовали в расстрелах, а вот грабежи, воровство — в этом как раз румыны и отличались.

Как-то Зина стала свидетельницей такой сцены. Когда военных в кафе не было, разрешили обслуживать обычных посетителей. Впрочем, местные заходили мало — у них не было денег.

Однажды появилась пожилая пара. Взяли одну тарелку борща на двоих. И не успели начать есть, как появился патруль — двое румын вошли в кафе и стали проверять документы.

— Жиды? — спросил один из них, держа в руках паспорта супругов. В глазах обоих было страшное отчаяние. Но румын швырнул паспорта на стол и на ломаном русском произнес:

— Ну, быстро уходить отсюда, я вас не видеть…

Супругам не нужно было повторять дважды, они буквально вылетели из кафе и растворились в дебрях рынка. А румыны сели за столик, взяли борщ и потребовали маленький графинчик водки. Ели, пили, смеялись… Злобы в них не было…

Перемены в жизни Крестовской касались не только кафе. Она переехала на новое место — в двухэтажный флигель на Ленинградской улице, 1. Бершадов велел ей уйти с Градоначальницкой и поселиться в отдельной квартире на первом этаже. Под квартирой был подвал, из которого шел вход в катакомбы.

По ночам Зина носила в катакомбы еду партизанам, которые там прятались. Еду Михалыч готовил заранее. Изредка к ней приходил Бершадов.

Их роман развивался со стремительной скоростью. Иногда Григорий оставался ночевать в квартире, но постоянно находился в катакомбах. Взрыв комендатуры на Маразлиевской был делом рук его людей.

Однажды ночью, когда, насытившись любовью и друг другом, они лежали, прижавшись, в полной темноте, Бершадов вдруг произнес, улыбаясь:

— А знаешь, кто твой Михалыч? Он вор.

— Как это — вор? — удивилась Зина.

— А вот так. Вор. Самый настоящий. Четыре раза сидел в тюрьме и был в серьезном авторитете. Но когда началась война, предложил мне свои услуги — воевать с фашистами. А конспирация у воров в крови. Да, эта война изменила всех. Воры, по своим законам, не должны сотрудничать с государством, но эта война стала и их личным делом. И некоторые уголовники оказались порядочнее и благороднее, чем такой вот Григоренко…

В тот день, 26 октября, Григоренко приехал в кафе под вечер на автомобиле. За рулем сидела женщина в военной немецкой форме.

Пока Матвей решал вопросы с Михалычем — вернее ругал его за то, что тот израсходовал много продуктов, женщина вышла из автомобиля и закурила папиросу. Когда Зина увидела ее лицо, она чуть не упала. Это была та самая женщина, которую они с Бершадовым готовились арестовать 23 июня! Виновная в смертях маленьких девочек! Теперь она работала на немцев. И она знала Зину в лицо! Крестовская спряталась в подсобке и вышла только тогда, когда Григоренко уехал. Михалыч был мрачен как туча.

— Видела суку за рулем? — прямо спросил он — Немецкая шпионка! Внедрилась в НКВД. Считалась одним из лучших агентов еще со времен Мексики. А потом всех сдала немчуре и теперь среди своих.

— Мексики? А при чем тут Мексика к НКВД? — не поняла Зина.

— Ну ты даешь! — Михалыч удивленно вскинул на нее глаза. — А кто Троцкого убил? Агенты НКВД действовали повсюду, по всему миру. Эта дамочка и была в Мексике.