Царская экспертиза - Ольга Ракитина Страница 7

«Елена» оказалась симпатичным прогулочным паровым катером, пришвартованным по соседству с большим пассажирским пароходом, в тот момент отдыхавшим между рейсами. Как всё, окружавшее Александру Егоровну Максименко, катер оказался весьма наряден; он блистал свеженькой краской, и всё на нем было новенькое и чистенькое: лакированные перила, свежий палубный настил, блестящие стёкла рубки. Капитан — пышноусый румяный мужчина в безукоризненном белом кителе стоял на пристани у трапа и приветствовал гостей. На корме Алексей Иванович заметил человек 6–7 нарядно одетых мужчин и женщин, среди них оказалась и Александра Егоровна. В нарядном кисейном кремового цвета платье, изящной широкополой соломенной шляпке, она опиралась обеими руками на весьма милый кружевной зонтик от солнца. Увидев подъехавших на извозчике братьев, она подняла согнутую в локте руку и, легко перебирая пальчиками в высокой, до локтя, перчатке, приветствовала их. Она широко улыбалась, и было в этой улыбке что — то такое свойское, дружеское, что сразу поставило братьев Шумиловых в ряд самых желанных гостей.

Шумиловы поднялись на борт, занесли прихваченные из дому корзинки: в одной находилась полудюжина белого французского «Барона д'Эля», в другой фрукты. Александра Егоровна представила братьев находившимся на борту катера лицам. Подождав ещё с четверть часа опоздавших, приехавших на двух извозчиках, решили пуститься в путь.

Пышноусый капитан, взяв под козырек, обратился к Александре Егоровне:

— Все лица, согласно вашей росписи, находятся на борту. Прикажете отчаливать, матушка Александра Егоровна?

— Да, голубчик. Отчаливай уж.

Оказалось, что катер принадлежал Александре Максименко, а вовсе не был нанят ею для прогулки, как подумал было вначале Алексей.

«Тесная компания» оказалась не такой уж и тесной. С десяток человек гостей составляли этот ближний круг общения хозяйки. Были здесь всё те же брат и сестра Резнельд, пара — тройка молодых купчиков, одетых с иголочки у лучших портных, молчаливый и незаметный служащий ростовского отделения Государственного Банка, два чиновника местного градоначальства — оба с женами, севшими на складных стульчиках подле хозяйки и без умолку трещавших о каких — то своих женских проблемах — от закройки воланов на платье до рецептов цукатов. Оказался в этой разношёрстной компании и чиновник местного представительства Министерства иностранных дел; поговорив с ним немного, Шумилов узнал, что Александра Егоровна пригласила на пикник и турецкого вице — консула, да тот в последний момент отказался, сославшись на занятость. Наконец, известное разнообразие вносили трое старших офицеров местного гарнизона, усердно налегавшие на пиво и изрядно нагрузившиеся уже к моменту высадки всей компании в намеченном месте.

А место оказалось выбрано исключительно удачно: большой живописный участок пляжа на низком берегу Дона с крупным, оранжевого цвета песком; по обе стороны от пляжа — склонившиеся к воде ивы, а среди них полянка с громадным поваленным стволом без коры и веток в качестве природной скамьи. Всё здесь словно специально было предназначено для отдыха на природе. Противоположный берег, обрывавшийся к воде пятисаженной стеной светлого песчаника, источённого многовековой эрозией, тоже был очень живописен.

К тому моменту, когда разыгравшийся на свежем воздухе аппетит гостей стал давать о себе знать, был уже готов шашлык из молодого барашка и множество закусок на громадном импровизированном столе, устроенном на белоснежной скатерти прямо в траве. Чего тут только не было! Стол ломился от всяких маринованных рыжиков и шампиньонов, мочёных яблок, разнообразных паштетов, белужьей икры,

глазированных фруктов и пр., пр. Но царицей стола оказалась, несомненно, довольно большая — поболее аршина — тушка копчёной стерляди, помещённая на серебрянном блюде и представшая во всей своей плотоядной красе. Довершила всё это пантагрюэлевское великолепие сервировка прекрасным богемским стеклом и тонким саксонским фарфором.

На протяжении всего обеда Александра Егоровна, занявшая место vis — a — vis от Алексея Ивановича, много смеялась, глядя на него своими прозрачными глазами и словно поддразнивая, вовлекала в общую беседу. Алексею приходилось высказываться там, где он предпочел бы промолчать, наблюдая других. После шампанского, заметно охмелев от спиртного и свежего воздуха, все начали говорить разом, перебивая друг друга. Наступило то особенное состояние расслабленного благорасположения всех ко всем, которое так характерно для отдыха в большой дружной компании.

— А я, господа, всё — таки утверждаю, что человек не в силах бороться с высшими силами, — возвысил голос артиллерийский полковник, заглушая прочие разговоры. — Не буду вдаваться в природу этих сил — божественная ли она или дьявольская — безотносительно! Мы тут, пока плыли, поспорили с Михаилом Ивановичем… возможно, кто — то ещё захочет высказаться на эту тему… Я утверждаю, что человеку не дано ни познать эти силы, ни управлять ими. Единственное, что он может — задобрить их молитвой, как это делают церкви всех конфессий, либо попытаться вступить с ними в осмысленный контакт…

— Вы, Антон Дмитриевич, говорите о спиритизме? — уточнил отмалчивавшийся до того банкир.

— Вот именно, вот именно! Поразительные, я вам доложу, вещи происходят на спиритических сеансах! Я присутствовал на одном таком в Москве зимой одна тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года. И могу вам сказать, что, будучи человеком отнюдь не робкого десятка, я всё же пережил несколько очень волнительных моментов. Кровь в жилах стыла от этой чертовщины, честное слово!

— Вы никогда не говорили, что были на спиритическом сеансе, пожалуйста, поделитесь, — синхронно раздались голоса присутствовавших дам. — Что ж там было?

Все притихли, давая полковнику собраться с мыслями; по всему чувствовалось, что присутствующие его уважают и когда он заговорил, Алексей понял отчего — рассказчиком полковник оказался отличным.

— В феврале восемьдесят седьмого, перед своим назначением в Ростов, я проживал в Москве, так сложились обстоятельства. Ко мне обратился двоюродный брат с предложением посетить кружок, занимавшийся столоверчением. Я человек глубоко православный, не побоюсь этого слова, консервативный, и ко всем таким иностранным веяниям испытываю глубоко скептическое отношение. Но брат пристал ко мне, пошли, дескать, да пошли, я должен тебя привести. Оказалось, что на предыдущем сеансе столоверчения, участником которого оказался брат, вызванный дух приказал ему привести меня. Вот так, значит… Признаюсь, удивился я и не очень — то поверил. Но деваться некуда, отправился вместе с братом, — полковник многозначительно помолчал, интригуя слушателей. — Сеанс проходил так: глубокая ночь, тёмная комната, все присутствующие — а было нас шестеро — уселись за круглым столом, взявшись за руки. Полная тишина, глаза у всех закрыты. Но должен признаться, я глаз не закрывал. Ещё перед началом сеанса решили вызывать дух Императора Павла Петровича.