Убийственный Париж - Михаил Трофименков Страница 7

В анархистах, пусть и «божьих», ходил даже бродяга Жозеф Ваше, несчастный, невменяемый выродок, истерзанный мигренями: в его голове после попытки самоубийства сидели две пули. Он бесповоротно превратился в чудовище, когда в его больном мозгу смешались католический мистицизм, впитанный с детства, и гимны насилию, которых он наслушался от лионских анархистов. Его казнили 31 декабря 1898 года в Бурган-Брессе за одиннадцать изуверских убийств, но, вероятно, Ваше отнял не менее тридцати жизней. Символ эпохи: безумного убийцу казнил безумный палач Дейблер, которому при каждой казни чудилось, что кровь клиента залила ему лицо.

Две-три бомбы Равашоля никого не убили. Пропуск на гильотину ему обеспечили пять убийств с целью ограбления, совершенных в 1886–1891 годах, включая убийство девяностотрехлетнего отшельника, полвека жившего на подаяние. Равашоль оправдывал убийства женщин и стариков необходимостью удовлетворять личные потребности и поддерживать дело анархии. В поисках драгоценностей он осквернил могилу графини де Рошетайе.

Но как бы глупы и жестоки ни были поступки анархистов, перед лицом смерти они вели себя образцово: крик «Да здравствует анархия!» и революционные песни обрывал лишь нож гильотины.

* * *

В 1892 году страх перед террором достиг апогея. Буржуазные кварталы выглядели так, словно перешли на осадное положение и добровольно соблюдают комендантский час. Сильные мира сего получили две тысячи девятьсот шестьдесят семь писем с угрозами, напуганные судьи дважды сбегали с процессов. Комиссара, арестовавшего Равашоля, домовладелец выставил на улицу, опасаясь, что анархисты взорвут дом, а платить будет кто? Вольтер? Бомб тоже было немало, но они, как правило, не взрывались, или не приносили вреда, или убивали самих бомбистов.

«Везучую» бомбу подложил на авеню Оперы двадцатилетний Эмиль Анри, поразительное исключение из череды убийц с исковерканными от рождения судьбами. Анри не был бастардом, как Равашоль, обреченный на тяжкий труд с восьми лет, не играл на танцульках на аккордеоне за пять франков, не воровал с голодухи кур. Его не сажали, как Огюста Вайана, в тринадцать лет за безбилетный проезд на поезде, а в семнадцать — за неоплаченный обед в ресторане.

Его отец, Фортюне Анри (1821–1882), поэт и журналист, если припирала нужда, мог работать и сафьянщиком, и сапожником. Но это был его сознательный выбор: все его братья и сестры, несмотря на скромное происхождение, получили, как и он сам, отличное образование и обитали в шикарном Шестнадцатом округе. Фортюне же стал фурьеристом, сторонником альтернативной педагогики, основанной на игровом и образном восприятии мира. Издание оппозиционных журналов стоило ему при империи не менее пяти приговоров. Войдя в руководство Коммуны, он ратовал за перемирие, но, убедившись, что версальцы жаждут крови, произнес воинственную речь на обломках Вандомской колонны и проголосовал за казни заложников. Он руководил последним очагом сопротивления в Бельвиле, бежал, переодевшись маляром, в Испанию. Заочно приговоренный к смерти, Фортюне удачно устроился директором шахты, затем фабрики по переработке ртути, от последствий отравления которой он и умрет. В Испании родился Эмиль.

Учителя называли его идеальным, честнейшим на свете ребенком. По иронии судьбы, хуже всего давалась будущему пиротехнику химия, а на вступительном экзамене в Политехническом институте ему достался вопрос о взрывоопасных свойствах хлора. В институт Эмиль не поступил, но всякий раз, даже уволенный откуда-нибудь за анархизм, находил новую неплохую работу.

Говорят, он был усердным спиритом, советовался с духом святого Людовика и еще в 1892 году сочинял такие стихи: «Я вижу: ангелы / И богини любви / Сбегаются ко мне и по очереди / Поют мне хвалу».

Как и отец, сначала Эмиль был против террора, но затем понял, что пропаганда ничего не изменит. В августе 1892 года в журнале «Л’Андэор» он спорил с классиком анархизма Эррико Малатестой, предостерегавшим против того, чтобы переступать черту насилия. Уже 8 ноября Анри переступил свою черту.

Полиция стояла на ушах, но Анри сумел бежать в Англию. В тюрьму на два года угодил 8 декабря 1892 года его старший брат Фортюне-младший. Анри же, вернувшись через год в Париж под именем Луи Дюбуа, снял комнату в Бельвиле и наладил изготовление «адских машин». 9 декабря 1893 года Вайан швырнул в Палате депутатов начиненную гвоздями бомбу, ранив пятьдесят человек. Тяжелее всех пострадал сам бомбист — лишь это помешало ему скрыться. Анархизм вступил в замкнутый круг: провокация — репрессии — террор — репрессии — террор. 12 и 18 декабря были приняты первые два (третий примут 28 июля 1894 года) «злодейских закона», аннулированных лишь 23 декабря 1992 года, каравших за пропаганду анархии, за создание злоумышленных объединений, удушавших свободу прессы. В ночь на 1 января 1894 года полиция провела две тысячи обысков — напоминавших скорее погромы — квартир, клубов и редакций. Началась великая охота на ведьм: к лету за решеткой оказались пятьсот подозреваемых в «экстремизме».

Камиль Писарро, импрессионист и анархист, ужасался в письме к сыну: «Подумай только, консьержке разрешено вскрывать письма, достаточно доноса, чтобы человека отправили в тюрьму и в ссылку, и нет никакой защиты» [4]. Одним из первых взяли его доброго знакомого Жана Грава: теоретик анархии мечтал использовать искусство как средство социальной борьбы. «Призывы к убийствам, грабежам и поджогам», содержавшиеся в его книге «Отмирающее общество и анархия» (1892), стоили Граву 24 февраля двух лет тюрьмы и тысячи франков штрафа.

5 февраля во Франции впервые казнили человека, который никого не убил, — Вайана. Анри решил действовать. Все это время в Париже погромыхивали бомбочки, но он приготовил нечто особенное.

12 февраля в 21 час он вошел в кафе «Терминус» на вокзале Сен-Лазар, раскурил сигару, подпалил ею бикфордов шнур и подбросил в воздух жестяные судки. Судки ударились о люстру: взрывная волна разнесла зеркала, превратила в груду обломков мраморные столики, ранила двадцать человек, одного — смертельно. Поднялась неописуемая паника. Один лишь гарсон не утратил самообладания, бросившись за убегавшим Анри: тот отстреливался, серьезно ранил полицейского, но все-таки попался. Первые два дня на допросах он упорно именовал себя Бретоном, потом назвал свое настоящее имя.

12 февраля 1894 года — такая же символическая дата в истории, как 11 сентября 2001 года. Ранее анархисты метили во властителей, промышленников, церковников, полицейских-палачей, судей, шпиков. Анри стал пионером безадресного террора. Да, 25 апреля 1892 года бомба убила хозяина и клиента ресторана «Вери», но мишенью был гарсон, выдавший Равашоля. У Анри же не было мишени. На упреки судьи в том, что жертвами стали невиновные, он ответил легендарной формулой: «Невиновных нет. Есть глупая и претенциозная масса, всегда принимающая сторону сильного. Я люблю всех людей за их человеческую суть и за то, кем они могли бы быть, но презираю за то, каковы они есть».

Писатель-анархист Октав Мирбо ужасался: «Смертельный враг анархии не сделал бы большего, чем этот Эмиль Анри, бросив свою необъяснимую бомбу в гущу спокойных и безымянных людей, пришедших в кафе пропустить стаканчик перед сном». Даже Фортюне-младший, будущий создатель анархистской колонии в Арденнах, выдавил в оправдание брата лишь: он совершил «преступление на почве страсти».