Украденный сон - Александра Маринина Страница 67

Тамара Сергеевна тихонько, насколько это вообще быловозможно при ее комплекции, прошла на кухню, зажгла газ под чайником и подселак телефону.

– Плохи дела у вашей Каменской, – вполголоса сообщилаона Гордееву.

– Что с ней? – всполошился Колобок.

– Во-первых, она действительно больна. Я совершенносерьезно порекомендовала ей лечь в госпиталь, для этого есть все основания.

– И что она ответила?

– Отказалась наотрез.

– Мотивы?

– Ее стерегут, причем совершенно открыто, не стесняясь.Это, во вторых. А в-третьих, она просила вам сказать, что вы были правы. Онахотела бы сделать очень многое, но не может, потому что дала слово и обязанаего сдержать.

– Кому она дала слово?

– Виктор Алексеевич, я передала вам все дословно.Больше она ничего не сказала.

– Тамара Сергеевна, у вас сложилось какое-нибудь личноевпечатление о ситуации?

– Ну… Более или менее. Каменская подавлена, удручена,она знает о том, что ее стерегут. По-видимому, отказ от госпитализациипродиктован тем, что ей запретили выходить из дома под угрозой причинениянеприятностей кому-то из близких.

– Она одна в квартире?

– С ней какой-то рыжий лохматый мужчина.

– Я его знаю, это муж.

– Это не муж, – возразила Рачкова, привыкшая называтьвещи своими именами.

– Ну, неважно, – уклонился от уточнений Гордеев. –Пусть будет друг. А кто сторож?

– Юноша с лицом херувима. Сидит на подоконнике, налестничной клетке между этажами.

– А других не заметили?

– Честно признаться, не смотрела специально. Я иэтого-то увидела только потому, что он поднялся по лестнице и посмотрел, ктозвонит в дверь к Каменской.

– Нахально, однако, – заметил Виктор Алексеевич.

– Я же говорю вам, он не скрывается. По-моему, на неепытаются таким способом оказать давление.

– Вполне возможно, – задумчиво согласился полковник. –Спасибо вам, Тамара Сергеевна. Вы даже не представляете, как много вы для менясделали.

– Почему же, представляю, – улыбнулась в трубкуРачкова.

Закончив разговор, она повернулась, чтобы выключитьзакипевший чайник, и заметила входящего в кухню мужа.

– А я и не слышал, как ты пришла, мамочка, – сказал он,подходя и целуя жену в седую макушку.

– Ну еще бы, у тебя опять сборище марочных фанатов.Квартиру обворуют – и то не услышишь, такой у вас гвалт стоит.

– Не правда, мамочка, – обиделся муж, – никакогоособого гвалта не было. Ты насовсем вернулась?

– Нет, чаю выпью и побегу. Сегодня много вызовов,началась очередная эпидемия гриппа.

– Неужто так прямо все гриппом заболели? – усомнилсясупруг, признававший только два диагноза – инфаркт и инсульт, и считавший всеостальные заболевания формой отлынивания от служебных обязанностей. – Небосьсреди твоих больных – половина симулянтов. В такую мерзкую погоду не хотят наработу ходить, вот и гоняют тебя, старушку, почем зря.

Тамара Сергеевна молча пожала плечами, сделала большойглоток обжигающе горячего чая и откусила толстый кусок сдобной булки, обильносмазанной сливочным маслом, да вдобавок с внушительным слоем апельсиновогоджема. Она всегда была любительницей мучного и сладкого.

– Как твоя поясница? – спросила она.

– Ноет потихоньку, но уже гораздо лучше.

– Опять побежишь сегодня на свое филателистическоесборище?

– Мамочка, относись, пожалуйста, с уважением к моемуневинному хобби, – с улыбкой сказал муж Тамары Сергеевны. – Это достойное иинтеллигентное занятие. Ты же не хочешь, чтобы я опустился, начал пить и целымиднями забивал «козла» во дворе?

– Конечно, не хочу, – миролюбиво согласилась она,залпом допивая чай и торопливо дожевывая булку. – Все, папочка, я убежала,можешь напоить чаем своих гостей. Целую! – крикнула она уже из прихожей,надевая пальто и открывая дверь.

«Негодяи», – гневно твердил про себя Виктор АлексеевичГордеев, вялым неспешным шагом двигаясь от метро к зданию на Петровке. Несмотряна приближающийся Новый год, в Москве было промозгло, сыро и слякотно, изредкавыпадавший снег тут же смешивался с водой и грязью. Небо было тяжелым и серым,и таким же было настроение полковника Гордеева. Он шел, опустив плечи, засунувруки глубоко в карманы пальто и глядя под ноги.

«Чем же они взяли Стасеньку? Чем-то очень простым, ноэффективным. Не зря говорят, против лома нет приема. Пока они осторожничали,подбирались к ней из-за угла, она, как умела, уворачивалась от них. Теперь онипошли напролом, открыто и не стесняясь. Правда, у народной мудрости есть ипродолжение: против лома нет приема – окромя другого лома. Где же взять этотдругой лом? Эх, если б знать, чем же они держат Стасеньку».

И еще одна вещь не давала покоя Виктору Алексеевичу. ПочемуНастя не воспользовалась помощью доктора Рачковой? Она могла передать через нееГордееву всю необходимую информацию на словах или в записке, а уж он придумалбы что-нибудь. Почему же она не сделала этого? Колобок слишком хорошо знал своюподчиненную и не допускал и мысли о том, что она просто-напросто не догадаласьсделать это. Такого быть не могло. А что же могло быть? У Гордеева было такоечувство, что в самом этом факте и заключена самая главная информация.

Настя, не передав через врача практически ничего нового,ценного и интересного, тем самым хотела что-то ему сказать. Но что же? Что?

Колобок внезапно резко ускорил шаг, вихрем промчался посумрачным коридорам Петровки, 38 влетел в свой кабинет, швырнул влажное отуличной сырости пальто на стул в углу и вызвал своего заместителя Жерехова.

– Что у нас происходит? – отрывисто спросил он.

– Ничего сверхсрочного, – спокойно ответил Жерехов. –Обычная рутина.

Провел вместо тебя утреннюю оперативку.

Лесников закончил работу по изнасилованию в Битцевскомпарке, следователь очень им доволен. Селуянов в очередном запое, к вечерупоявится.

Он, оказывается, позавчера ухитрился слетать к детям, послеэтого, как всегда, пребывает в глубокой депрессии. На нас повесили убийствочлена правления банка «Юник», его я поручил Короткову и Ларцеву. Каменскаябольна. Все остальные живы-здоровы, работают по старым делам. Как твой зуб?

– Зуб? – недоуменно сдвинул брови Гордеев. – Ах, да,спасибо. Мышьяк положили, там, оказывается, нерв обнажился.

– Чего ты крутишь, Виктор? – тихо спросил его Жерехов.– Не болит у тебя зуб и ни у какого врача ты не был. С каких это пор ты сталмне врать?