Город на Стиксе - Наталья Земскова Страница 64

Через два дня позвонил Виктор из «субару» и пригласил меня на свидание. Красные пятна удачно сошли, и я могла предстать перед ним в полном параде, то есть в пятнистой светлой шубке из козла, которая, если сильно не всматриваться, выглядела, как манто из рыси. Шубка была куплена на одной из летних распродаж по такой смешной цене, что ее лучше было не называть даже близким подругам. В компенсацию за тяжелые выходные мир послал мне роскошные бежевые сапоги, чуть менее роскошную сумку в тон и оригинальную шапочку с двумя свисающими спереди светлыми замшевыми косичками. Носить, правда, всю эту прелесть можно было лишь до минус пяти градусов, но я надеялась успеть.

Выскочив из дома с опозданием на пятнадцать минут, забыла выключить телефон. В самый неподходящий момент он зазвонил. Бернаро: интересовался, что случилось, и куда я пропала.

— Ничего не случилось, — ответила я самым невинным тоном, — просто началась рабочая неделя, и если я не буду работать, то меня выгонят из газеты.

Аргумент показался убийственным, и Бернаро исчез. Мы с Виктором сидели в ресторанчике «Il salotto» и пытались перекричать слишком громкую музыку, которая грохотала из каждого угла, словно пытаясь всех выкурить из довольно тесного зала. Перекричать ее оказалось невозможно, и я предложила выйти на улицу. Мы шли пешком без цели, затем пересели в машину, Виктор что-то все время рассказывал — я кивала и в моей голове крутился школьный чеховский человек в футляре. Лошади кушают овёс и сено. Волга впадает в Каспийское море.

Я слушала про сено, смотрела по сторонам, пытаясь привыкнуть к тотальному белому цвету, который окружал снизу и сверху, во всех проекциях и с одинаковой интенсивностью. Вот и спутник мой был так же бесконечно и одинаково скучен. Что бы он, бедный, ни говорил и ни делал, все было однозначно и банально. Галкин Леонид, однако, был гораздо многомернее. А может, это мне так кажется, потому что я примеряю бедного парня на себя? Как Томина — своего «индуса»? То есть вообще, безотносительно — живи он, и дай ему Бог здоровья. Но чтобы всегда был рядом? В упор не надо.

Белый цвет вокруг, такой радостно-непривычный вначале, постепенно стал тяготить неизменностью красок. Чтобы их разбавить, мы поехали к Камскому мосту, подсвеченному желтыми и фиолетовыми огнями. Огни двоились, троились, мерцали в воде, бросали свои частые сети на противоположный берег и внятной цепью уходили к железнодорожному мосту, который всегда был для меня символом выхода, бегства из Города. Не автотрасса, не международный аэропорт, не вокзалы, не речной причал, а именно железнодорожный мост был для меня этим символом.

* * *

Утром в редакции я обнаружила у себя на столе факс из оперного театра: через неделю состоится главное событие сезона — Денис Мацуев и Вадим Арефьев на двух роялях «Стенвей» в сопровождении оркестра сыграют Второй концерт П. И. Чайковского. Приглашали на прессконференцию.

Мы с Олегом так искали встречи с Арефьевым! Вот она, встреча — пресс-конференция уже завтра. Но это значило только одно: статьи об Арефьеве избежать не удастся. И, может быть, не одной.

Я ехала в театр, и со всех афишных тумб на меня смотрели Арефьев с Мацуевым на фоне черно-белых клавиш. Афиши были приклеены к городским трамваям, дверям магазинов, киоскам, заборам, остановкам, и все бегущие строки всех рекламных экранов оповещали об этом культурном событии.

Непосредственно встречаться с Вадимом Арефьевым мне пока не доводилось. Но те, кто его знал, сходились в одном: самовлюбленность, переходящая в нарциссизм, явно мешала его карьере. Правда, что касается внешности, это был абсолютно не мой тип: среднего роста подвижный мужчина с выразительными руками. Впрочем, три (только официальных) жены в анамнезе, как выражается Жанна, свидетельствовали о явном успехе у женщин.

Усевшись в первом ряду, я задала все нужные и ненужные вопросы, не дав раскрыть коллегам рта и преследуя од-ну-единственную цель — чтобы он меня запомнил. Цель, видимо, была достигнута, и когда я подошла к Арефьеву после пресс-конференции, он так от меня шарахнулся, точно я предложила ему себя в качестве четвертой жены.

— Никаких вопросов, через пять минут репетиция, — проговорил он, разглядывая свое отражение в зеркальной стене оперного класса. Отражение говорило, что его обладатель доволен текущим моментом и всей своей жизнью, в которой наметился новый и важный этап: концерты с Мацуевым должны были пройти в девяти городах России.

— Но, Вадим Кириллович, очень важное дело, — я призвала на помощь все свое обаяние.

Он помолчал, пожал плечами, направляясь к двери:

— Что может быть важнее репетиции?

— Что? Ваша жизнь, — не выдержала я. — Ведь трое рыцарей уже погибли.

Арефьев остановился, и, продолжая стоять ко мне спиной, тихо переспросил:

— Что вы сказали? Повторите.

И тут я предъявила ему фотографию картины Марка Фомина.

— Я сказала, что три человека из общества «Белые рыцари», изображенные на этой работе, внезапно скончались. Остались двое, и мы не знаем, кто будет четвертый.

Он взял в руки снимок и тотчас вернул его мне:

— Через три часа. В зрительном зале.

Через три часа в зрительном зале это был совсем другой человек: осунувшийся, даже изможденный. Репетиция, за время которой концерт был сыгран дважды, выжала из музыканта все, его руки дрожали и даже глаза словно выцвели, а под ними залегли тени. Я два раза была на его сольных концертах, и оба раза видела, что выкладывается он до донышка, до конца.

— Понятия не имею, как вы узнали об этой истории, — наконец, начал он, — я сам о ней давно забыл, и, если б не звонок Марка две недели назад, то и не вспомнил, это точно.

— Вам звонил Марк Михайлович?

— Да, как раз перед выставкой. Я был в Москве. Позвонил и сказал: нужно встретиться. Лет пять мы с ним вообще не виделись. С Гошей — да, выпивали, было дело. Водонеев иногда заходил. А с Марком у нас не сложилось.

— Из-за женщины?

— Да, из-за женщины. Но это не имеет отношения к делу. Я спросил, что за срочность такая. И он вспомнил про эту историю. Вроде смехом, с иронией как-то. Он таким и был: чем сильнее опасность, тем больше шутил и смеялся и за шутками прятал свой страх. Договорились о встрече, как только вернусь. Вот, собственно, и все. Я приехал — и сразу на похороны…

Арефьев закурил прямо в зрительном зале, потом опять заговорил:

— Да, я допускаю и даже почти уверен, что гибель моих друзей как-то связана с «Белыми рыцарями». И значит, неосторожно запущенная тогда, двадцать три года назад, цепная реакция не может быть остановлена сейчас, вы согласны?

— Нет, я как раз не согласна, — горячо возразила я. — Если мы поймем характер этой связи, то остановим и весь механизм.

— Не думаю. Вернее, думаю, что мы не установим эту связь. И статьи ваши здесь ни при чем. Вы, как ни странно, что-то уловили — то, что носилось в воздухе. И попытались зафиксировать, запечатлеть. Но статьи быть причиной не могут.