Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард Страница 64

Все внимательно слушали. Наконец Брюнель положил на стол какой-то предмет, завернутый в кусок муслина, и я затаил дыхание, когда он начал снимать обертку. Но, к счастью, под тканью оказалось не механическое сердце, а сосуд цилиндрической формы, слегка сужавшийся книзу. Алебастровая крышка была сделана в виде головы сокола, его глаза по-прежнему блестели от краски и позолоты, нанесенных тысячелетия назад.

— Это канопа, — объяснил Брюнель. — Сосуд, в котором хранится сердце фараона. Оно было извлечено из его груди и помещено сюда, прежде чем тело подверглось мумификации.

Он передал сосуд Расселу, который внимательно осмотрел его и даже понюхал запечатанную воском крышку, ожидая почувствовать запах находившегося внутри органа, после чего отдал соседу. Витуорт повторил тот же процесс и вдобавок потряс слегка сосуд, словно хотел услышать, как орган бьется о его стенки. Бэббидж не пожелал даже притрагиваться к сосуду и вжался в спинку стула, поэтому Витуорт перегнулся через стол и протянул его мне. Отложив карандаш, я взял его обеими руками, осторожно провел пальцем по письменам, высеченным на горлышке под головой сокола. Затем я перевернул сосуд, но, не обнаружив на дне знака изготовителя, передал его Стефенсону. Сосуд пошел по кругу, его передавали из рук в руки, и каждый из нас добавлял что-то новое в ритуал его изучения. Когда он оказался в руках Оккама, единственное, что оставалось сделать, это открыть его. Но виконт лишь поставил сосуд перед собой и посмотрел на него.

Пока все изучали сосуд, Брюнель продолжил нас просвещать:

— Крупные органы извлекались, но не хирургом, — объяснил он, бросив взгляд на меня, — а жрецами. Мозг удаляли через нос. Его, а также сердце, печень и легкие, запечатывали в отдельных сосудах, которые ставили в гробнице рядом с мумифицированным телом. Я могу лишь предположить, что в загробном мире эти органы должны были соединиться с телом и фараон обрел бы бессмертие в обществе богов.

— Откуда это стало известно? — поинтересовался Витуорт.

Брюнель достал карточку, на которой были изображены различные символы и знаки.

— Это иероглифы. Письмена древних египтян. Их вырезали на колоннах храмов, рисовали краской на стенах гробниц. С помощью иероглифов мы можем узнать об их верованиях и обычаях.

Я внимательно посмотрел на карточку, пытаясь рассмотреть иероглифы, чтобы дополнить мой конспект набросками. Заметив мое затруднение, Брюнель передал карточку Расселу, и она, как и сосуд, начала свое путешествие вокруг стола. Там были изображены самые разные знаки: перо, нечто, напоминавшее кукурузный початок, сова, лодка, змея, человеческие рука и нога.

— А как разобрать, что все это значит? — спросил Броди.

— Египтяне были хорошими шифровальщиками, если выражаться современным языком. Каждый символ соответствовал одному слову или букве. Мы можем читать их так же, как если бы они были написаны по-английски. Или по-французски, поскольку эта работа была выполнена французским джентльменом по имени Шампольон. Здесь написано следующее, — продолжил Брюнель. — Чтобы попасть на небеса, человек должен был заслужить рай. Все определял вес его сердца. Если сердце было тяжелым от греха, то его проглатывал демон, а тело сбрасывали в ад, но если чаша с сердцем поднималась вверх, значит, человек был безгрешным, и он отправлялся в загробную жизнь.

— Эти знаки напоминают надписи на сосуде? — спросил я.

Брюнель взял сосуд и посмотрел на него.

— Действительно. Насколько я могу судить, здесь сообщается информация о его содержимом.

Затем последовала короткая пауза и еще один вопрос, правда, на этот раз от самого докладчика.

— Джентльмены, — сказал Брюнель, — мне интересно, кто из нас носит в своей груди тяжелое сердце? — Он с укором обвел взглядом собравшихся. — Во всяком случае, я точно в числе этих несчастных. Но мое сердце стало тяжелым не от греха, а от горя. Вчера, после возвращения в Англию, я узнал о трагической смерти Леонарда Уилки — моего друга и коллеги из Бристоля. Время от времени вы могли видеть его на собраниях Клуба Лазаря. Мы можем лишь надеяться, что это жестокое убийство не останется безнаказанным.

Послышалось бормотание, выражавшее согласие с его словами.

— Эта утрата, — продолжил Брюнель, — стала для меня двойным ударом как в личном, так и в профессиональном плане. Я уверен, что вы все присоединитесь к моей молитве в память о нем. — Брюнель склонил голову, и мы последовали его примеру. Несколько мгновений спустя я рискнул взглянуть на него. Ответив мне легким кивком, он остановил свой взгляд на макушке склоненной головы Рассела. Затем, примерно минуту спустя, откашлялся и сказал: — Спасибо, джентльмены. Но прежде чем мы продолжим, я должен еще кое-что сказать вам касательно этого дела. Боюсь, что моя дальнейшая работа над механическим сердцем — проектом, который я начал около года назад, — из-за смерти Уилки откладывается на неопределенный срок, поскольку нам еще предстоит изготовить ряд необходимых деталей. Я надеялся представить вам готовое устройство в ближайшем будущем, но теперь это невозможно.

Благодаря прекрасному выступлению Брюнеля наш план был воплощен в жизнь наилучшим образом. Он выполнил его с таким изяществом, которого мы с Оккамом никогда бы не добились. Собрание закрылось в мрачной атмосфере, но это было даже к лучшему — еще одно доказательство того, что Брюнель достиг своей цели.

Оккам, как обычно, покинул встречу в одиночестве, в то время как я по традиции принял предложение Брюнеля подвезти. Я подождал, пока экипаж свернул за угол, и лишь тогда поздравил его.

Брюнель рассмеялся так громко, что даже закашлялся.

— Хорошо, что никто из них не бывал в Египте!

— Я вас не понимаю, Изамбард.

— Я о сердце в канопе. Это же чушь!

Он совершенно сбил меня с толку.

— Почему?

— Потому что сердце — единственный орган, который египтяне никогда не вынимали из тела, считая его вместилищем души.

— Но вы же сказали, что вес сердца определял дорогу в рай.

— Верно, однако эту задачу решали боги, а не тупоголовые жрецы. Только богам можно доверить сердце. — Он вытащил сосуд из-под сиденья. — И простите мне эту поэтическую вольность, но я надеялся, что сердце поможет нам вычислить убийцу. Я думал, что он испытает чувство неловкости, произнесет какое-нибудь слово или сделает нечто, что выдаст его вину.

Я по собственному опыту знал, что часто одного лишь наблюдения недостаточно, чтобы найти преступника.

— И вы ничего такого не заметили?

— Увы, нет. Он весьма скользкая рыбешка, не так ли?

— Кто?

Брюнель удивленно выпучил глаза.

— Рассел, конечно! Этот судостроитель с каменным лицом точно что-то скрывает.

Брюнель описал какого-то загадочного типа, совершенно непохожего на человека, который так легко дал волю чувствам во время небезызвестного происшествия на верфи. Однако я ничего не сказал.