Умереть - это не страшно - Марина Скрябина Страница 61

За те годы, что я боролась с ненавистью ко всем людям, я заметила, как сильно постарела и поседела. Седина проступила в двадцать семь лет! Вот к чему привело мое никчемное существование. С этим надо заканчивать. Мысли о мести, о неминуемой каре наркодилерам оставили меня на некоторое время. Честно сказать, было просто не до того. Хотелось зацепиться за жизнь, а этому могли способствовать только положительные эмоции, которые я спешила притянуть к себе, как спасательный круг.

Уйти из жизни сможет каждый и всегда, а вот побороться за нее сможет далеко не каждый.

Почему девушка, которая всегда страдала суицидными наклонностями, решила жить, решила побороться за жизнь? Не знаю. Я даже бросила курить. Ни о какой наркоте не было и речи. Ну, во-первых, могла вполне осуществиться моя заветная мечта — стать модельером. Я вспомнила навыки акварельной живописи, что освоила в школьной изостудии, и постоянно рисовала, создавая коллекции одежды, где фигуры манекенщиц не были статичными, а двигались по воображаемому подиуму, заставляя ткани длинных юбок струиться вокруг стройных ног. Без ложной скромности скажу: получалось очень красиво.

Как я могла забыть, какое вдохновение посещает, когда в руках держишь кисть?! Создавалось впечатление, что все эти долгие пустые годы на моих глазах были шоры, не дающие взглянуть в стороны. Я неслась, как кобылица на ипподроме, понукаемая жесткими шпорами неведомового озверевшего наездника: «Вперед! Вперед! Вперед!!! К финишу!» А на финише зияла пропасть.

Я так и вижу, как в замедленном кино: будто я — лошадь под седлом, и торможу всеми копытами, увидев пропасть, бесконечный провал, а наездник, не удержавшись у меня на спине, перелетает через мою гривастую голову, выпустив из рук повод и кнут, и падает в провал, наконец-то освободив меня от своих железных шпор, оставивших на крупе глубокие кровавые раны. И вот я одна, свободная и гордая, на краю пропасти…

Да, вы правы, воображение у меня богатое. Так это оттого, что я — творческий человек, несостоявшийся и нереализованный художник, но есть время наверстать упущенное. Надеюсь, что есть. Рисую постоянно: карандашом, ручкой, пастелью… На всем, что подвернется под руку. Не могу остановиться. Как же это здорово!

Классная руководительница Алла Юрьевна позвонила в больницу после моего выхода из комы и сказала, что за семестр все преподаватели поставили мне пятерки. А я-то думала, что придется брать академический отпуск, и начинать все с начала в следующем году. Подумалось, что только ради этого стоит жить, ведь я осталась в строю вопреки всем неутешительным прогнозам врачей. А близкие родные люди стали для меня чем-то более важным, ответственным.

Я сделала для себя удивительный вывод, что не могу просто так взять и уйти из жизни, потому что сейчас, как никогда, нужна моему дедушке, хотя вариантов безболезненного ухода можно найти массу.

У меня наконец-то нашлись силы, чтобы доехать до того магазина здоровой пищи, о котором я услышала в больнице от умершей соседки. Она будто бы передала мне переходящий вымпел жизни, переходящее знамя победы над обстоятельствами.

Или она передала мне остаток своих сил, не способный ее удержать на плаву, но вполне достаточный, чтобы добавиться к остатку моих сил, и даровать мне жизнь? Значит, я теперь живу и за нее тоже. За нас двоих.

Конечно, самой мне на общественном транспорте до магазина, а обратно — с покупками, было не добраться, но когда я рассказала о задумке Артуру, который последнее время, как верный паж, сопровождал меня повсюду, он согласился подвезти. К тому моменту я почти ничего не могла есть. Видимо, гепатит С, за лечение которого никто не брался, давал о себе знать…

Нужно было серьезно заниматься собой и поменять пищевые привычки. С дедом мы постоянно ругались на эту тему, потому что он готовил по старинке: с жареным луком, колбасой, говяжьими и свиными косточками, с жиром. Да, это было очень вкусно, но категорически не воспринималось моим организмом. А ему не нравилось пустое отварное мясо и тыква — единственное, что я могла есть. Поэтому мы стали готовить каждый — себе.

Когда Артур в первый раз меня отвез в магазин, мы с ним накупили каш из хлопьев с травяными добавками и специальной родниковой воды для питья. Честно сказать, не очень-то я верила в их чудодейственность, но прошла неделя, другая с новым рационом, и мне вдруг стало значительно лучше. Я теперь хотя бы могла есть — и то хорошо. Дед же отказался наотрез от моей еды, продолжая себя гробить вредной:

— Не буду я твою чепуху есть. Это невкусно.

Мы еще раз съездили с Артуром за кашами. Я разговорилась с владелицей магазина Анной Владимировной по душам, и она упомянула вскользь о враче Юнусове. Я бы, может, и не обратила внимания на ее слова, если бы она не сказала абсолютно невероятную вещь:

— Чингиз Юнусов может вылечить все, даже ВИЧ.

Так я услышала впервые об этом удивительном враче. Конечно, информацию о всеизлечении я восприняла на первых парах скептически: если бы кто-то умел лечить ВИЧ — человечество было бы спасено. Но, когда находишься между жизнью и смертью, то поверишь во что угодно.

Месяц назад мама меня возила к своему врачу-натуропату, который лечит организм в целом. Эта новая практика, зарекомендовавшая себя с лучшей стороны в Европе. Он выписал мне кучу дорогущих гомеопатических препаратов, от которых мне сразу лучше не стало, но с течением времени, да плюс моя здоровая еда — появились ощутимые результаты. Однако гепатит С не уходил, потому что требовал действенного лечения, а не каких-то там горошинок и капелек, и тогда я решила съездить к Юнусову.

А что? А вдруг?

2007 год

(Из дневника Алисы)