Заговор небес - Анна и Сергей Литвиновы Страница 6

Ворота были не заперты. Валентина Лессинг-Крюкова отличалась удивительной беспечностью. Андрей вышел из «Фиата», распахнул створки ворот. Катюша въехала во двор и впоролась в снег уже окончательно. Мотор заглох; Катя махнула рукой: «А, ладно, завтра мужики всем миром вытащат».

Катюша посигналила – и только тогда на крыльце появилась Валентина.

Валюха была в полнейшем растрепе. Нечесаные волосы, провисшие на коленках треники, немыслимая куртка, валенки. Трудно было поверить, что это – супруга преуспевающего германского бизнесмена, а в ее гардеробе имеются как минимум три шубы и не менее пяти пар изящнейших сапожек. Не считая, конечно, вечерних туалетов и несметного количества нитей жемчуга, золотых и платиновых колец, серег, браслетов и брошей, украшенных бриллиантами, топазами и изумрудами.

Однако когда Ганс-Дитрих пребывал (как нынче) в отъезде, Валентина Лессинг-Крюкова ходила в доме и на участке совершенной распустехой. И даже визит гостей не стимулировал ее причесаться, приодеться и сделать маникюр. Точнее, если бы в гости пожаловали чужие – к примеру, деловые партнеры герра Лессинга, – Валя предстала бы перед ними во всей красе: в вечернем туалете, блистая очами и драгоценностями. Но Катюша вместе с Андреем были занесены Валентиной в категорию свои – а раз так, что толку беспокоиться!..

Судя по туалету Вали, прочие гости, ожидавшиеся сегодня, также считались своими.

– Ну, дай я тебя поцелую, подруга, – Валентина обняла Катюшу. Сначала, играя на публику – на Дьячкова то есть, – троекратно ее облобызала. Потом прижала к себе, уткнулась носом в Катино пальто. Прошептала еле слышно: «Соскучилась я… Жуть прям». Наконец выпустила Катю из объятий. Сияя глазами, обратилась к Андрею:

– Иди ко мне, мой любимый.

Потрепала его по щечке и чмокнула прямо в губы. Затем сказала: «Вкусно целуешься, гад», оттолкнула профессора и громко спросила:

– Ну, что вы привезли?

– Какая ты меркантильная, Валюха! – со смехом проговорила Катя. – Не успели приехать, а ты сразу: что привезли?

– Дурочка! Я ж не к тому, что мне от вас чего-то надо! Просто, хватит ли еды, выпивки? Может, надо в город смотаться?

– Ну, на мне ты далеко не уедешь, – усмехнулась Катюша. – Я тут у тебя так в снег впоролась – завтра всей командой будем «пунту» мою вытаскивать.

– Ничего: если что, сходишь со своим, – Валя кивнула на Андрея, – в магазин пешочком. Тут недалеко, километра два.

Катя округлила глаза. Андрею показалось: сейчас она ляпнет что-нибудь резкое. Но жена сделала усилие и проглотила колкость. Засмеялась:

– А что, надо будет – и сходим. Прогуляемся.

И, без перехода, Катя добавила:

– Язва ты, Валюха! Отвыкла я от тебя.

– Ничего, привыкай, – приказала Валентина.

Андрей, пока подружки пикировались, прохаживался по участку. Протирал потеющие очки, запрокидывал голову на вековые сосны.

– Эй, господин профессор, – окликнула его Валюха, – давай выгружай пищу.

Профессор безропотно отправился к багажнику и принялся таскать из «Фиата» в дом, на кухонный стол сумки с едой и выпивкой. Валюха без стеснения осмотрела содержимое сумок и осталась, очевидно, удовлетворена. Гости привезли три литровые бутылки водки, бутыль «Мартини», граммов триста развесной красной икры в пластиковой плошке, кусок белорыбицы и нарезку семги. Кроме того, Андрей оттащил в дом кастрюлю с собственноручно приготовленным салатом из креветок с яблоками и ананасами. После этого «господин профессор» с чувством выполненного долга отправился вновь бродить по участку, очевидно, наслаждаясь и морозным воздухом, и хлопьями снега, которые падали на его непокрытую голову, лицо и очки.

Женщины остались в доме, в огромной кухне, плавно перетекавшей в гигантскую гостиную. Было так тепло, как бывает только в загородном доме, куда приходишь с морозца. Потрескивали дрова в камине, перед очагом лежала шкура белого медведя.

– Так, хлеб я купила, – хозяйка вслух принялась размышлять над провизией, разложенной на столе. – Холодец готов, оливье сделала… Овощи есть… В морозилке – грибочки… Знаешь рецепт? Собираешь осенью грибы, отвариваешь, потом заливаешь топленым маслом – и в морозилку… Стоят хоть до Нового года, хоть до Первого мая…

– Рецепт-то я знаю, да собирать некогда, – отвечала Катя. – Один раз за всю осень выбрались…

– Пусть твой профессор собирает. Он-то и готовить любит…

– А у него тоже по субботам-воскресеньям ученики…

– Ученики-ученики, – проворчала Валентина, задумчиво обозревая продукты. – Гимназистки румяные… Так, что еще?.. Настька обещала привезти шашлык на всех… Хватит! – решительно произнесла Валя. – Я думаю, всего хватит.

– А Настена будет одна? – полюбопытствовала Катюша.

– Кто ж ее знает! Одна – не одна, с девочкой – с мальчиком… Это ж Настя!.. Она партнеров меняет чаще, чем ты – колготки!..

Злой язычок был отличительной чертой фрау Валентины Лессинг-Крюковой.

– Фомич притаранит еще выпивки… – продолжила ревизию Валя.

– Ты и его позвала?

– А почему нет? Всех – так всех.

– И Мэри?

– А что делать! Договорились же: встречаемся все вместе, командой.

– Ну, ты рискуешь…

– Ничего, в доме я ей блевать не дам… И хулиганить не дам. Если что – живо на мороз… Вот ей я как раз ничего привозить не заказывала, – продолжила кулинарно-гостевой обзор хозяйка. – Что с нее взять!.. Сама б доехала! А то заснет, как в прошлый раз, на вокзале!

– Она по-прежнему пьет? – спросила Катя.

– А кто ее знает! – в сердцах проговорила Валентина. – Она то пьет, то не пьет… Да только, когда не пьет, ума у нее еще меньше… Ладно, черт с ней – пусть и она приезжает… Хоть посмотрит, в каких домах люди живут, на каких машинах ездят…

– …как одеваются… – не преминула слегка уколоть Валентину Катюша.

– Хочешь, я своего песца надену? Хочешь? Или чернобурку, что мне в прошлом году Ганс-Дитрих, черт нерусский, подарил? Хочешь? Специально для нее?

– Да ладно, Валюха, не заводись, – охолонила подругу Катюша. – С нее и дома твоего хватит.

– Вот именно, – проворчала Валентина. – Почему-то как встречаться – все ко мне ездят, а не к тебе в твою «двушку». – Валя нанесла подруге ответный укол.

Но Катя на уколы не реагировала. Вспомнилось старое, еще аэродромное, правило: когда Валька начинает ворчать, лучше молчать, в пререкания не вступать. Поэтому Катя спокойно продолжила:

– Я ж не о доме говорю. А о том, что ты, мать, рискуешь. Будешь в таком виде бродить перед своим Лессингом – бросит он тебя.

– А где ты тут видишь Лессинга?.. Лессинг, ау!.. Нету его! Не-ту-ти!.. Рождество у мамочки встречает, в Кельне… А если ему так захочется, – ухмыльнулась Валя, – пусть меня бросает, фашистская морда… Пусть! Дом записан на меня, машины обе – на меня… Пусть бросает, Лили Марлен себе ищет…