Вид транспорта - мужчина - Людмила Милевская Страница 6

— Выход есть. Мы можем ей все объяснить, уговорить, онапонятливая, мы ей заплатим. Клянусь, она будет молчать.

Карлуша усмехнулся и зло прошипел:

— Даже и не думай об этом. А если молчать не будет? Чтотогда? Я рисковать не хочу. Речь идет о наших с тобой жизнях. Неужели ты непонял: или мы, или она? Иного не дано. Короче, не жуй сопли. Нам повезло, чтоона спит. Иди.

— Н-нет, н-нет, — снова начал заикаться банкир. — П-почемуо-о-обязательно я? М-можно же ее, к-как бы это…

— Заказать? — удивился Карлуша. — Тебе нужны лишниесвидетели? Тебе нужна канитель? Зачем, когда все так просто? Прямо сейчасвопрос и решим.

— Н-но это оп-п-пасно.

— Опасно привлекать свидетелей. Об этом должны знать толькоя и ты. И не трясись. Бояться нам нечего, у нас железное алиби. К тому же тывне подозрений. Всем известно, как ты обожал жену. Оставим открытым сейф,инсценируем ограбление…

У Денисии подкосились ноги. Наконец до нее дошло со всейясностью то, во что трудно было поверить. Ей захотелось выскочить из своегоукрытия и скорей (скорей!) мчаться в гостиную, предупредить сестру, ноподкосились ноги. И не слушалось тело.

Окоченевшая Денисия даже не уверена была, может ли онадышать. Против ее воли в голове пульсировало: исчезнуть, затаиться, смешаться,слиться со стенами, сделаться незаметной.

Вопрос Карлуши прозвучал из такого далека, что Денисия несразу поняла его смысл — к тому же шумело в ушах.

— Так ты не пойдешь?

— Не смогу, — с непередаваемой болью выдохнул банкир. — Онажена моя, я ее люблю. Пощади.

— Слюнтяй, — презрительно процедил Карлуша.

Затем Денисия услышала шаги: туда и обратно.

Потом Карлуша шепнул два слова: «порядок» и «уходим». И все.

Нет, не все. Хлопнула дверь, и потом уже все.

Когда с Денисии сошло оцепенение, она подумала: «Что это заистория?»

Ясно ей было только одно: банкир и неизвестный Карлуша ушли,так ни на что и не решившись.

И тут Денисию затрясло. Ее так трясло — зубы выбиваличечетку. Но, несмотря на страх и озноб, как это ни странно, потекли обыденныемысли. Буквально разрывало от необходимости сделать многое, слишком многое:надо и к Зойке бежать, рассказать ей то, что услышала, предупредить обопасности, а тут еще этот неприятный разговор об Александре…

О нем потом, да и Пыжик заждался, а вечером придется мчатьсяза Федору дежурить…

«Странно, — вдруг удивилась Денисия, — а Зойка-то почемумолчит? Все еще притворяется, перестраховщица. Не слышала, как муженек ушел?»

Она выбралась из чулана и крикнула:

— Зоя!

Тишина.

— Зойка, отзовись, черт возьми! — рассердилась Денисия. —Нашла время шутить!

И опять тишина.

Сердце бешено заколотилось.

— Зоя, ты где? — Денисию вихрем вынесло в гостиную…

Зоя, закрыв глаза, полулежала в кресле, до самого подбородкаприкрытая шотландским мохеровым пледом. В ее красивом мраморном лбу темнеламаленькая дырочка, из которой струилась кровь.

— Ма-моч-ка, — жалобно пропела Денисия, хватаясь за сердце,медленно складываясь и роняя себя на пол.

Потолок бешено закрутился, но сознания Денисия не потеряла.Она лежала на полу, смотрела на этот вертящийся потолок и беззвучно плакала.Плакала от страха за себя, от жалости к сестре, и к себе, и к другим сестрам…

Сквозь страх и жалость пробивалась ненависть к банкиру и ужесквозь ненависть — непонимание: как такое могло произойти? Он же муж ее. Он желюбил Зойку…

Потолок вдруг остановился, и мелькнула мысль:

«Это что же получается, убил, и все? И концы в воду?»

Денисия с унизительной ясностью осознала разницу между собойи банкиром. Разницу, созданную не природой, а обществом. Он может безнаказанноубить, а она — нет. И попробуй его разоблачи. Ей никто не поверит. В милиции ееи слушать не станут.

Может, даже сами ее и сдадут на расправу банкиру.

А почему бы и нет? Все возможно в стране, в которой однихгодами держат на нарах за мешок моркови, а другим присуждают девять лет условноза краденые миллионы. Девять лет — условно! Это же смешно. Почему непожизненное? Или, еще лучше, приговорили бы к смертной казни условно. Его ужедавно казнили, а он по-прежнему ворует…

— Господи! — завыла Денисия. — О чем я думаю?

Зойка! Зоенька моя!

И тут ее осенило: «Я же труп! Труп, если вякну о том, чтослышала… Что же делать? Молчать?»

Ее переполняла злоба, переполняла ненависть к банкиру.Ненависть просто сводила с ума.

«Моя сестра, моя Зойка, моя красавица мертва, а этотублюдок, этот мешок с дерьмом будет жить в свое удовольствие?! Ну уж нет!»

Денисия вскочила на ноги и под клацание собственных зубовпринялась судорожно сдирать с себя одежду. Оставшись в одних трусиках, онасбросила с Зойки плед и аккуратно ее раздела. Осторожно, стараясь неиспачкаться в крови, она натянула на Зойку свой свитер, грубую драповую юбку,дрожащими пальцами застегнула «молнию» на бедре и, придав телу прежнееположение, вернула на место плед.

Осталось самое тяжелое: надеть на себя вещи сестры. Денисияподержала в руках Зойкино шерстяное платье — дорогущее, о таком невозможно дажемечтать — и, собравшись с духом, оделась.

В прихожей она отыскала Зойкину шубку и сумочку с ключами отдома, от гаража, от машины, от квартиры… От всего, что было у Зойки. Документы— Денисия знала небрежность сестры — наверняка остались в машине.

Надев на свои стройные ножки стильные Зойкины сапоги,Денисия вернулась в гостиную, глазами, полными слез, глянула на сестру,шепнула: «Прости» — и хотела уже уходить, но вдруг испуганно ахнула и бросиласьв кабинет банкира за ножницами.

Возвратившись, она постояла над Зоей минуту-другую, неотваживаясь нарушить ее уже мертвую красоту, и, наконец решившись, выделила изволос одну прядь, отчаянно чекрыжнула ножницами — на простреленный лоб упалакороткая челочка.

— Теперь ты, Зоенька, жива, — прошептала Денисия и, впоследний раз взглянув на сестру, уже уверенно вышла в прихожую.

Накинув на плечи шиншилловую шубку, она задержалась узеркала, придирчиво себя рассмотрела, достала из Зойкиной сумочки косметичку,тушью мазнула по ресницам, провела по губам губной помадой и застыла. «Нет,что-то не то. Челка. Опять эта челка».