Черное солнце - Ирина Арбенина Страница 6

Пряничный городок, как и полагается порядочному немцу, в одиннадцать вечера уже исправно спал. Аня прошла по безмолвной улице и, вдруг улыбнувшись, замедлила шаги. Из пряничного домика с опущенными ставнями, возле которого она остановилась, доносилось могучее бюргерское похрапывание…

Город Гаммельн, славный город Гаммельн… Ну в точности! Цветаевский!.. Крепкий сон, как признак чистой совести…. И такая вот тишина, что редкий прохожий слышит храп честного бюргера…

Тишина. Звездное небо…

Аня решила присесть за стол уютного ресторанчика рядом с отелем. Терраса ресторанчика была пустынна и темна. Но стоило Светловой пристроиться на уютной скамеечке, как в ту же секунду вспыхнули фонари, ярко и внезапно осветив припозднившуюся гостью, зажурчал фонтан.

Посмотрела на звездное небо, называется!

* * *

За завтраком Аня постаралась расспросить Инну по программе-максимум.

— Рассказать о муже? Ну что ж…

Инна Петровна вдруг застыла с половинкой грейпфрута над соковыжималкой.

— А ведь вы знаете, Аня.., пожалуй… Пожалуй, что я не так уж много о Геннадии и знаю.

— То есть? — удивилась Светлова.

— То есть я, конечно, знаю о нем очень много.

Можно даже сказать, что — все. Ведь мы жили душа в душу, ничего не скрывая друг от друга. Но, видите ли, все эти знания относятся к нашей совместной жизни последних лет. То есть я знаю о нем все, но только с того момента, как мы познакомились и поженились.

— Это был первый брак?

— Нет… Собственно, и познакомились мы с ним в такой момент, когда каждый из нас как бы зачеркнул то, что произошло с ним раньше, и готовился начать новую жизнь.

— Он что, развелся?

— Да, Геннадий был разведен… И собрался уезжать из России. Предложил мне выйти за него замуж и поехать в Германию.

— И вы сразу согласились?

— Мы оба уже были не молоденькими и оба понимали, чего хотим. Долгого периода ухаживаний не было. Но, понимаете, именно потому, что у него это был не первый брак и у меня тоже, у нас возникла некая джентльменская договоренность, что мы начинаем все с нуля. И, стало быть, о предыдущей жизни — ни слова, ни воспоминаний, ни вопросов. Как будто прежде ничего не было. Чтобы, знаете, не беспокоили тени прошлого, не бродили по ночам…

— Тем не менее получается, что они побеспокоили.

— Кто?

— Тени…

— Да, пожалуй. Эта женщина, когда я вспоминаю ее силуэт, удаляющийся по улице, больше всего похожа именно на такую тень, явившуюся словно из небытия. Да, этот странный, тающий в сумерках силуэт выглядел пугающе. Или это мне уже сейчас так кажется, после того, что случилось потом.

— Что же в нем было странного?

— Не знаю… — Гец задумалась.

— И все-таки?

— Да ничего… Вроде бы самый обычный… Ничего странного! А я все-таки почему-то подумала тогда: странный. Может быть…

— Да?

— Может быть, решительная походка, напоминающая мужскую… Так что даже можно ошибиться, женщина это или мужчина.

— Но вы все-таки сразу решили, что женщина…

— Да нет… Если вспомнить поточнее… Сначала я просто спросила Геннадия: кто она? А он ответил: гостья.

— Вы думаете, что это была какая-то его прежняя женщина? И она — если, разумеется, предположить, что действительно совершено преступление, — явилась, чтобы отомстить, разрушить его новую счастливую жизнь? Жизнь, в которой ей, так сказать, не было места?

— Э-э.., не думаю! — Инна Петровна решительно нажала половинкой грейпфрута на соковыжималку. — Видите ли, Геннадий Олегович был человеком, словно созданным для этой страны.

Инна Петровна кивнула за окно, на благополучный Линибург.

— Его первый брак мог оказаться неудачным…

Но не мог же он быть безумным.

— Вот как? Даже в юности? Неужели такое не случается?

— Да, представьте! У Геннадия, полагаю, не могло быть никакого романтического бреда. И такое предположение — ревнивая мстительная женщина.., этакая, знаете, мексиканская страсть.., как-то несовместима с характером моего мужа. А уж со здешним пейзажем и подавно. Представить, что сюда явится безумная ревнивица и начнет разыгрывать бразильские страсти… Он что же, с ней переписывался? Как она сюда попала? Ну, нет… Знаете, здесь стиль жизни совсем иной.

У меня одна приятельница вышла замуж за немца.., живет тут, неподалеку. Так вот представьте…

Она как-то раз раскапризничалась и решила повыяснять супружеские отношения. Ну, знаете, как это у нас принято… «Может быть, мы ошиблись, дорогой… Может быть, я напрасно вышла за тебя замуж… Может, мы поторопились и, может быть, нам следует расстаться?..» Вечное наше «может быть»…

Но она забыла, что он немец и что для него одно из двух: или может, или не может! Знаете, что он сделал?! На следующее утро после этого разговора отправился в официальные инстанции выяснять, каков порядок расторжения отношений. И что нужно сделать, чтобы расстаться. Дама струхнула. Она-то надеялась, что супруг станет разубеждать, уговаривать: «Как же так, дорогая? Ну что ты, разве так можно?» — и тому подобное…

Так вот, Геннадий очень подходил для этой жизни. Вокруг него не было никогда никаких недоговоренностей, неопределенности… Все очень четко.

Посмотрите, как расставлена эта посуда! Словно по пунктиру… Видите, как расположены эти коттеджи в городке? В идеальном порядке. Если вы открываете кран, из него льется вода. Всегда! Потому что это кран. И другого не дано. А если вода не полилась, значит, это не кран, а крючок для шляпы.

— Да, но эта женщина.., со своей мексиканской страстью.., она могла не знать.., и она сама, может быть, совсем иная…

— О, я думаю, что даже в юношеском пылком угаре он не выбрал бы ничего подобного! С определенного сорта людьми определенного сорта вещи просто никогда не могут случиться. Вся эта романтика и страсти происходят с другими.

— Вот как? Ну что ж… Нам только остается выяснить: относится ли все вышесказанное к той женщине, которая написала ему письмо из Амстердама? — Аня протянула собеседнице чуть обгоревший конверт. — И не есть ли это одно и то же лицо? Как, вы думаете, туда удобнее добраться?

— В Амстердам?

— Именно.

* * *

После страшной жары, как и полагается, разразилась гроза.

Анна и Инна Гец мчались в маленьком Иннином автомобильчике по автобану. А справа и впереди сверкали молнии. Кроме того, молниями же проносились, параллельно, справа, по железной дороге скоростные серебристые, как молния, поезда. Десять секунд — и вот он исчез из виду! Задерживаясь в поле зрения чуть дольше блеска молнии…