Мертвый штиль - Чарльз Вильямс

Вряд ли кто заподозрит дядюшку Сагамора [1]в политиканстве. Однако же, когда все кончилось, люди отзывались о выборах в нашем процветающем округе как о самом волнующем событии в своей жизни. Может, вы что и читали. Где только об этом не писали. Шум и гам поднялись ужасные. Всем поведали и про скипидарный бизнес, и про свиной корм, и как стреляли друг в друга, и как губернатор призвал национальную гвардию. В конце концов все так запуталось, что нельзя было понять, кто же кого выбирает.

Нет, сам он никуда не избирался — дядюшка Сагамор то есть. Как выразился Мёрф, он был не кандидатом; он был трибуном. Произносил речи тут и там. Но все обычно заканчивалось шумом по поводу того, как он возится со своим перегонным аппаратом да пытается разобраться, отчего это со свиным пойлом все так странно. Кажется, его просто хотели в это дело впутать, настроить всех против него. Сначала те, от шерифа, что выкопали алюминиевую фляжку во дворе. А потом этот Минифи Кудрявый захотел продать ему покрышки для грузовика. Но я забегаю вперед. Начну-ка лучше с начала…

Тетя Бесси тогда в очередной раз ушла от дяди Сагамора.

Она это частенько проделывала. Последний раз — за три дня до этого. Забрала свои денежки и пошла к Джимерсону, у которого был телефон, вызвать такси.

— Бога я чту, — сказала она папаше, — и сознаю, что это мой крест. Но порой мне становится невмоготу. Не понимаю, как

Господь позволяет христианке жить с Сагамором.

— Бесси — прекрасная женщина, Сэм, — высказался дядя Сагамор после ее ухода. — Клянусь, все они таковы — это в их женской натуре. Попадет им шлея под хвост — они и взбрыкнут.

И ничего с этим не поделаешь. Наслушается вдоволь про желчные камни у Виолы и воротится назад.

Так вот мы и лежали в тени крыльца. Было час дня. Солнце жарило, над пыльной дорогой жужжали мухи — все дышало миром и покоем. На дворе под большим дубом валялся мой пес Зиг Фрид. Было слышно, как дядя Финли сколачивает у озера свой ковчег. Папаша и дядя Сагамор смотрели на холм и о чем-то размышляли.

— Что-то больно тихо, — сказал папаша и предложил: — А не начать ли нам какое-нибудь дельце?

Дядя Сагамор задумался и пожевал губами.

— Не стал бы я сейчас ни во что ввязываться, Сэм, — ответил он. — Выборы на носу и все такое…

— Что-то не видал я тут последнее время ищеек, — заметил папаша.

— Где-нибудь поблизости да есть, Сэм. Эти шерифовы ребята свое отрабатывают.

— Думаешь, они и сейчас здесь? — спросил папаша.

— Ну, я бы ничуть не удивился. — Дядя Сагамор вытащил из кармана пачку табаку и, потерев ее о штанину, стал жевать табак.

Он был крупный мужчина, выше папаши, и вечно ходил в рабочей одежде. А рубашки не носил. И большую часть года ходил босиком. Пальцы его здоровенных ног поросли темными волосами, а подошвы были такие грубые, что прямо скрипели при ходьбе. У него был крючковатый орлиный нос и маленькие угольно-черные глазки, сиявшие, словно пуговицы. Когда он усмехался, то становился чем-то похож на волка. Густые, темные, с проседью волосы со лба до макушки прорезала широкая лысина. Еще он носил короткие темные бакенбарды.

— Вообще-то они наверняка высматривают в свои бинокли, — сказал он, загнав табак за щеку.

— Навряд ли они выследят, а? — спросил папаша.

— А вот я сейчас и проверю, — сказал дядя Сагамор, поднялся и вышел во двор.

Я хотел было последовать за ним, но папаша меня остановил.

Сдвинув заготовленные для топки дрова, дядя Сагамор выудил из-под них здоровенную стеклянную бутыль, свинтил с нее крышку и отпил — было там немного, на один глоток, — с отвращением отбросил пустую бутыль и вернулся на крыльцо.

Тут он о чем-то призадумался. Огляделся по сторонам и взялся за лопату, которая стояла у стены. Обойдя дуб, он приблизился к кустам ежевики. Я не мог понять его намерений. Казалось, он как будто что-то потерял и рассматривает землю под ногами, — но ничего там видно не было.

Снова быстро оглядевшись, он начал копать, расшвыривая землю. И очень некстати: едва он начал, как со стороны песчаной дороги за пригорком послышался шум автомобиля. Мы с папашей глазом моргнуть не успели, как он, нещадно пыля, въехал в ворота дома дяди Сагамора. Можно было поклясться, что это одна из полицейских машин: они всегда так носятся.

Дядя Сагамор увидал ее тоже. Он так и подпрыгнул. В первую минуту я подумал: бросит лопату и убежит. Но он вдруг стал поспешно зарывать яму. Закопав, быстренько переместился на другое место, подальше, и стал копать там, уже безо всякой спешки, не обращая внимания на подъехавшую прямо к нему машину. Мы с папашей сошли с крыльца и пошли к ним.

Это были Бугер и Отис — главные помощники шерифа. Бугер Ледбеттер был высокий и тощий и когда улыбался, то во рту у него сверкал золотой зуб. Нос у него был такой же большой, как у дяди Сагамора, а челюсть тяжелая, как у лошади. Отис Сирс тоже был тощий, но невысокий. Был он темноволос, со смешными усиками, словно выведенными ручкой над верхней губой. По щекам его спускались бачки. Оба они были в белых шляпах, в форме цвета хаки; в их кожаных кобурах лежали пистолеты с перламутровыми рукоятками; и вид у них всегда был очень самодовольный. Они вылезли, ухмыляясь, из машины и подошли взглянуть, что там раскапывает дядя Сагамор.

— Ну, Отис, — сказал Бугер, — кажется, мистер Нунан собирается снять урожай. Кто бы мог подумать?

Отис задумчиво пожевал губами:

— Не поздновато ли?

Дядя Сагамор воткнул лопату в землю и обернулся к папаше:

— А, да это шерифовы ребята! Сэм, ты ведь помнишь Бугера и Отиса?

— Ну да, — ответил папаша. — Здорово, джентльмены!

Они еще позубоскалили возле ямы, пока дядя Сагамор выкапывал землю и раскидывал ее вокруг.

— Ну, Билли! — крикнул он мне. — Что стоишь как вкопанный?

Я ничего не понял и спросил:

— Стою как вкопанный?

Он вздохнул и покачал головой:

— Шутишь, что ли, парень? Болтаешься тут целый день! Не знаешь, что червей для рыбалки нет? А когда я решил накопать их, ты уже обо всем позабыл!

Я не помнил ни о каких червях, но ничего не сказал. Никогда в точности не знаешь, к чему клонит дядя Сагамор.

Бугер и Отис поглядели друг на друга в недоумении. Потом Бугер сказал:

— Видишь ты, оказывается, мистер Нунан наживку копает.

А я-то подумал: взялся собирать урожай!

— Ну да, — кивнул Отис. — Ну а раз ты уж подумал, скажи: что, по-твоему, можно вырастить на этом песчаном холме?