Знал бы прикуп - Анатолий Барбакару Страница 6

Перед уходом она пристально разглядывала меня. Словно пыталась запомнить. Или ждала, что скажу что-то значительное.

Я не сказал. Многозначительность при расставании мне всегда несимпатична. Вызывает подозрение в неискренности, Как речь у могилы.

Лера позвонила раньше, чем я ожидал. На следующий день с утра.

Вечером мы вновь встретились. И этот поединок походил на бой с тенью. Противника я так и не обнаружил. Все было так же, как накануне, начиная с нетерпеливого ожидания сообщницей сигнала атаки и кончая ее тяжеловесным прощальным взглядом.

Когда она позвонила вновь на следующее утро, я забеспокоился. Почувствовал, что за меня взялись цепко. И вдруг заподозрил, что проблема не в отсутствии чувственности, а в избытке ее. Похоже, эта Лера — из тех, которым всегда мало. А тут нарвалась на простачка, закосила под несчастную, и знай себе — пользует.

«Э- э, — решил я. — Хорошего понемножку». И увернулся от встречи.

Увернулся и на следующий день. А еще через один она позвонила и сообщила, что случайно оказалась рядом с Моим домом и могла бы забежать на минутку.

Что ей минутки хватит с головой — я не сомневался, но напор, развитый этой ненасытной, вызвал раздражение.

Я жестко ответил, что у меня дела. Через час она позвонила снова. Сказала, что даже не войдет в квартиру, что ей нужно всего лишь сказать мне пару слов. Хотя бы на лестничной площадке.

Я отказал и почти бросил трубку. Был уверен, что она не угомонится. И конечно, не ошибся.

Через пятнадцать минут, заранее закипая, снял трубку трезвонящего телефона.

— Не сердись, — попросила она. — Я больше не приду Но у тебя под дверью — письмо. Если будет время — прочти.

И сама положила трубку. Предвкушая слезливую тягомотину, я пошел за письмом…

В этот же вечер я сам приехал к ней. Не помнил, чтобы когда-либо испытывал к себе такое омерзение. Конечно, я все перепутал.

Валерия была автором другого письма. И ждала от меня иной помощи. Которую я ей бескорыстно пообещал. С удовольствием наблюдая себя со стороны.

Последнее, подложенное под дверь послание доконало меня. В нем женщина просила об одном, чтобы я оплатил ей наши два общения, пусть по самой низкой таксе. Потому что она обманула меня: на самом деле у нее трое детей, и средняя дочь уже неделю не ходит в школу. Ее ботинки украли соседи по малосемейке.

В их разваливающееся заводское общежитие приехал почти ночью. Вся семейка была в сборе. В убого обставленной, но чистой комнатенке было тихо и неуютно. Две дочери готовили уроки за расслоившимся столом. В углу с пустышкой, воткнутой между пухлыми щеками, сидел на горшке малыш.

Валерия, открыв мне дверь, чего-то очень застеснялась. Виновато познакомила с детьми. Такой я ее не знал.

Я был сердито-деловит. Вызвал ее в коридор. Начал было выговаривать за недоразумение, но осекся. Совсем противно стало. Впихнул ей все деньги, что оказались при себе в этот вечер, и сообщил, какого числа каждого месяца она будет получать ренту.

Потом я еще не раз получал от нее письма, в которых она почему-то отчитывалась, сколько и чего накупила детям. Иногда, наверняка по ее требованию, дети приписывали что-то смешное и благодарное. Или пририсовывали.

Из случившегося я секрета не делал. Поведал нескольким друзьям. Мне казалось, что так я вроде как исповедуюсь. Но потом обнаружил, что, уже рассказывая, украдкой получаю удовольствие. Дескать, вот я какой, терзаемый совестью… И прекратил исповедоваться.

С Лерой с тех пор мы виделись только по договоренным числам. Обычно она подъезжала ко мне.

Ольга, появившаяся в моей жизни чуть позже, мои взаимоотношения с чужой семьей приняла спокойно, с пониманием. В последний раз, ввиду моего отсутствия, сама передала деньги.

А о дамочке с чувственными проблемами я как-то совсем забыл. Если и вспоминал, то без сожаления.

И вот она объявилась. В облике Карины Шрагиной.