Город на Стиксе - Наталья Земскова Страница 59

— Незадолго до смерти Крутилова его пригласили в Берлин возглавить театр современного танца, и он согласился, — сказала я. — Кого-то из труппы хотел взять с собой, но.

— Да вы что! Это в корне меняет дело.

Татьяна резко обернулась ко мне, и в ее взгляде заметалась какая-то мысль.

— Меняет что?

— Не знаю, но меняет. Кстати, недавно чистила свои завалы и обнаружила записи Марка, по-видимому, тех времён. Блокнот, тетрадные листкти, открытки. Хотела выкинуть, да передумала. Хотите почитать?

3

Мы с Дуняшиным молча брели по Камскому проспекту — мимо Загородного сада, биржи, кинотеатра «Октябрь» и выставочного зала, пока не уперлись в Верхнюю Набережную. Затем взглянули на стального цвета непроницаемую Каму, повернули назад и, не в силах разойтись по домам, побрели в обратную сторону — мимо магазина «Океан», «Яблоньки», ЦУМа, гостиницы «Прикамье» и дальше, к Камской площади.

Меня поражало, что в Городе образовались в свое время и продолжали жить столичные бренды — ВДНХ, Крас-ная площадь, ЦУМ… Объекты, имеющие эти громкие названия, оригиналам, разумеется, не соответствовали. ЦУМ представлял собой четырехэтажный дорогой магазин в центре города, ВДНХ — крытый выставочный павильон, Красная площадь — пятачок, расположенный ближе к окраине. Что это было — стремление возвыситься до столицы или, наоборот, принизить, высмеять ее карикатурой, постичь мне так и не удалось, но факт оставался фактом: названия жили и исчезать не собирались.

Начал накрапывать дождь. Дуняшин раскрыл зонт и принялся рассуждать вслух:

— Что мы имеем, Лиза? А мы имеем то, что люди творческой элиты Города в короткий срок начинают погибать один за другим, и эти смерти будто бы случайны. Первого убивает новый знакомый, которого жертва приглашает к себе домой. Второго забивают на улице. Третий, вроде бы, умирает сам, и внешне эти смерти ну никак не связаны. На первый взгляд. Мы выясняем, что все эти люди входили в общество «Белые рыцари» и получаем записку от неизвестного лица с указанием конкретного места, которое может пролить свет на эту тему. Место мы не находим, но предсказываем и пытаемся предотвратить третью смерть, что у нас получается плохо.

— У нас это никак не получается, и мы в полной прострации бредем домой, не зная, что нам делать дальше. Мы узнаем, что наши рыцари когда-то ночью проникли в музей, где выставлены деревянные боги, не то языческие, не то христианские, что не только там пьянствовали, но и просили у этих богов помощи, творческой энергии.

— Пытались подключиться к силе данного места.

— Пытались подключиться к силе данного географического места, и, видимо, это у них получилось, потому что карьера у всех пошла резко вверх.

— Да! Появляется мысль: их убила провинция. Периферия.

— Может, провинция, а скорее, какая-то закономерность, которую мы чувствуем, ощущаем, но сформулировать не можем. Ведь это так? Ведь мы чувствуем?

* * *

Утром на вахте редакции я обнаружила обыкновенную бухгалтерскую папку — Татьяна Усольцева выполнила обещание — и, бросив все дела, начала разбирать записи, которые чуть выцвели, кое-где были размыты, но вполне прочитывались. Это были цитаты с пометками, хаотичные рассуждения, обрывки мыслей, рисунки. Любили, однако, рыцари записывать, фиксировать и спорить, Водонеев и Фомин — уж точно.

* * *

По С. Гурину, провинциализм бывает двух видов: пространственный и временной. Мир доморощенных мыслителей, изобретающих вечный двигатель кулибиных — пространственный. Провинциализм временной гораздо серьёзнее; это такой день сурка, когда всё неизменно начинается с нуля, от печки, и прорыв, качественный скачок, в этом случае невозможен.

Пометка: вот именно, периферийность — не столько географическое понятие, сколько игнорирование образцов, отсутствие платформы, на которой можно (нужно) строить дальше.

* * *

Провинция — это источник, ресурс, корневая система. Она питает центр энергией и мыслью. А главное, людьми. Как топливом — в больших количествах. Столица только поглощает, чёрная дыра. Ресурс берётся для переработки, на то он и ресурс. Провинция выращивает, взращивает жизнь. Центр нужен, чтобы эту жизнь истратить…

* * *

Провинция не может истощиться, так как питается земной, подземной силой.

Пометка: важно!

* * *

Столичность — это процесс творчества норм и эталонов культуры, а провинциализм — это процесс соответствия нормам и эталонам.

Пометка: что ж, создадим эталон!

* * *

«И собака в столице лает центральнее» — Станислав Ежи Лец.

* * *

По С. Гурину, провинция — горизонталь, поверхность, плоскость. Столица, напротив, ось вертикали, попытка воспарить, взлететь.

Пометка: в деревне больше неба.

* * *

Все уезжают за средой, с этим сложно поспорить.

* * *

Что есть махровая провинциальность, как не оглядка на центр и что там, в этом центре скажут? Нет никакого центра вне, за горизонтом. Центр там, где я, и я — ориентир.

* * *

Провинциален лишь тот, кто не утверждён в жизни фактом своего рождения и, чтобы утвердиться, отправляется в центр, а затем — в другой центр.

* * *

Центр там, где мейнстрим. А если здесь создать мейнстрим?

И дальше в том же духе. Марк Фомин изо всех сил пытался разобраться с этими двумя понятиями — «столица» и «провинция». Отчасти разобрался. Что нам это дает?

* * *

Я ехала на встречу к Артуру Бернаро. Меня так и подмывало рассказать ему эту историю и дать прочесть заметки. Но рассказывать было нельзя. По двум причинам. Во-первых, он все-таки мой работодатель, и, с его точки зрения, я должна заниматься не детективными расследованиями, а срочной работой, за которую он платит мне деньги. Во-вторых, мы с Олегом решили без нужды ни о чем не распространяться вообще.

Я ехала обсудить четыре первые главы (отправила два дня назад) и готовилась к самому худшему. Встречу назначили в маленькой кофейне в центре города, и, когда я зашла, Бер-наро уже ждал меня за столиком в своем неизменном черном камзоле. Но вместо того чтобы обсуждать текст а он, как выяснилось, и не читал его вовсе, — Бернаро задал мне вопрос, от которого у меня сразу все вылетело из головы:

— Лиза, отчего вы меня избегаете? — И пока я хлопала своими тщательно накрашенными глазами, а затем отводила их в сторону, ответил за меня: — Вы думаете: то, что было между нами накануне Лозанны, вас к чему-то обяжет. Ведь так?

Я помолчала несколько секунд (вот уж событие — целовались в машине!) и ответила, глядя ему прямо в глаза:

— Нет, Артур, не поэтому. Я действительно вас избегаю… Немножко потому, что боюсь. Боюсь, что между нами может начаться роман, который, естественно, помешает работе.