Интервью со смертью - Надежда и Николай Зорины Страница 59

Все шло по плану, я взял отпуск за свой счет, устроил в своей квартире ремонт, а вернее, его видимость: трудно предположить в человеке, занимающемся таким обыденным, мирным делом, убийцу, учел все тонкости и нюансы, вел себя предельно осторожно. Ни разу не позвонил своим жертвам сам, просил на улице прохожих, объясняя, что хочу разыграть своего знакомого (знакомую, сестру, заполошную тещу). Подставляя всех и вся, я полностью себя обезопасил. И если бы не заигрался…

Да, да, в конце концов я стал воспринимать все эти необходимые действия по заметанию следов как игру, увлекательную, захватывающую. Оказалось, что я, такой трезвый, такой бесстрастный, такой бесчувственный, такой расчетливый человек, – самый настоящий игрок, азартный, не умеющий вовремя остановиться. Увлекся – и продулся в пух и прах.

Во всем виновата Кира. Это она превратила мою игру в столь увлекательное представление. Против нее я главным образом и играл, на нее делал основную ставку, ее подставлял целенаправленно. Труп Понамаревой подбросил к ее гаражу, чтобы именно Кира его обнаружила (я убил Викторию Яковлевну вечером, всю ночь труп пролежал в моем гараже, и только утром, чтобы раньше времени его никто не нашел, вынес). Рядом с трупом Назаренко подложил ее кулон. Потихоньку сводил Киру с ума, присылая эсэмэс якобы от ее Алексея. А когда нашел ее телефон (она оставила пакет с мобильником в подъезде Столярова), с него стал слать сообщения. Вообще, находка телефона мне очень помогла.

Да она и сама себя то и дело подставляла. Следствие не могло в конечном итоге не прийти к выводу, что маньяк, о котором Самохина так громко кричит, на котором так настаивает, и есть она сама. Сначала меня это радовало, но потом мы совместными с ней усилиями до того ее доподставлялись, что «подставка» сделалась уже слишком очевидной. Слишком много стало против нее улик, и это не могло не вызвать сомнений в ее виновности. Когда я это понял, решил исправить ошибку, подкорректировать свой план – представить все так, будто Киру действительно подставляли. Так и получилось, что новым кандидатом в маньяки стал Годунов. Он, кстати, как нельзя лучше подходил на эту роль.

В то утро, когда мне позвонила Петина мать и сообщила о гибели племянника, пришла Кира.

Бедная девочка доведена была уже до исступления, и потому не составило никакого труда вызвать ее на откровенность. Она мне тогда все про себя рассказала. Впрочем, я к тому времени о ней уже много знал: отчасти подслушав их разговоры со Столяровым, отчасти от Годунова, отчасти от покойного Пети. Рассказ ее как раз и был прерван звонком Лены. Кира, чтобы мне не мешать, ушла на кухню. Там-то она и обнаружила шар – орудие убийства. Я его, в общем, и не прятал: такой мирный на вид предмет не мог вызвать никаких подозрений. До поры до времени. Это во-первых. А во-вторых, мне давно уже хотелось, чтобы она его нашла, взяла в руки, оставила отпечатки пальцев. У нее был очень похожий хрустальный шар, его я и думал в дальнейшем использовать для осуществления своего плана. Рано или поздно к Самохиной должен был прийти человек из милиции. Я очень ждал этого момента, для того чтобы оказаться как бы случайно у Киры в гостях и засветить, опять-таки «случайно», ее шар. Ждал, караулил – и прокараулил: милиция явилась без меня. Но зато повезло потом. Кира ушла в бассейн, мы с Годуновым были одни, когда позвонил детектив Никитин. Лев Борисович пригласил его, объяснил, что Кира вот-вот вернется. Я понял: действовать необходимо решительно и быстро: задержать Самохину, услать куда-нибудь Годунова и встретиться с Никитиным самому. Свое присутствие в чужой квартире я объяснил бы так: Льву Борисовичу нужно было срочно уходить, и он попросил меня, соседа, дождаться этого самого детектива, встретить его, потому как Кира отчего-то задерживается и может выйти некрасивая ситуация. В тот момент я еще не думал представляться Годуновым, это Никитин подал такую мысль, приняв меня за него.

Кире я послал эсэмэс с ее потерянного мобильника от имени Алексея, Годунову позвонили якобы из ветлечебницы и попросили срочно привезти Феликса на прививку от чумки – в городе эпидемия среди собак. Ничего более оригинального мне в тот момент в голову не пришло, действовать нужно было быстро: подняться в свою квартиру, взять мобильник, послать эсэмэс, выйти на улицу, отыскать подходящего человека, который мог бы согласиться «разыграть» моего сердечного друга, вернуться к Годунову. Я потому и мобильник не успел домой занести, торопился очень. Он-то меня и подвел, когда Никитин решил позвонить Самохиной, узнать, почему та задерживается и скоро ли будет.

Впрочем, дело не в мобильнике. Мобильник что? Маленький неприятный нюанс, который сам по себе ничего не значил. Ошибкой было представляться Годуновым. Заигрался. Вот тут-то заигрался точно. И подписал приговор Льву Борисовичу, и подписал приговор Кире, и подписал приговор несчастному нытику Столярову. И план, такой стройный, такой логичный в своей нелогичности, такой совершенный в своем несовершенстве, пришлось судорожно, на ходу, перестраивать. На Годунова теперь никак нельзя было списать эти убийства, Годунова вообще нельзя было теперь предъявлять ни милиции, ни частному детективу.

Его, безусловно, требовалось уничтожить, а труп его хорошенько скрыть.

Льва Борисовича я встретил на выходе из ветлечебницы, «случайно» проезжая мимо. До самой последней минуты своей жизни он жаловался на телефонных хулиганов, так подло разыгравших его, и сетовал на себя, старого дурака, так глупо поверившего розыгрышу. Я оглушил его молотком по голове, который специально для этого прихватил из дому, выпустил из машины Феликса, пока он не разобрался, что к чему, завез Годунова в лес, добил и закопал.

Теперь необходимо было решить вопрос с Кирой. Новый мой план выглядел так. Весь день она ждет встречи с преступным возлюбленным, «он» шлет эсэмэс, обещая свидание, и в конце концов назначает его в «Бригантине», в том самом баре, где они когда-то сидели. Нельзя было допустить, чтобы она вернулась домой – у нее могло бы создаться алиби на момент убийства последней жертвы. Любимый на свидание не приходит, а через некоторое время (совпадающее с гибелью Фридман) назначает новое место встречи – в аэропортовском парке. Примерно за полчаса до этого Столярову звонит «Годунов» и «пьяным», невнятным голосом сообщает, что послал ему письмо по электронке, письмо это очень важное, касается Киры и открыть его нужно немедленно. Из письма Столяров узнает, что Самохина и есть тот самый маньяк, о котором она писала, что убивала Кира для того, чтобы обеспечить сенсацию, что промышляет она этим давно, то есть всегда так поступала, что он, Годунов, об этом знал, но молчал, потому как Кирочку любил и заботился о ее славе непревзойденного мастера психологических сенсаций, а теперь, когда дело зашло так далеко, больше молчать не может, что Руслан должен срочно ее остановить, что сейчас она находится в «Бригантине», но ему, Льву Борисовичу, известно, что на сегодняшний вечер назначена новая жертва и что убийство это произойдет в аэропортовском парке.

Просчитать модель поведения Столярова в такой ситуации было совсем несложно. Пожизненно влюбленный, он, конечно, никогда не допустил бы, чтобы его Кире сделали больно. Но и позволить продолжать творить эти бесчинства он не мог. Единственный выход – смерть. Он должен был убить Киру, а затем, скорее всего, и себя. Таким образом, цепь замыкалась: самоубийство всегда очевидно, а электронное письмо, присланное «Годуновым» с адреса Самохиной, все объяснило бы. А если бы Столяров остался жить, он дал бы объяснения сам.