Дочь палача и черный монах - Оливер Петч Страница 57

– У тебя всегда был выбор. – Он шагнул к двери, но потом снова развернулся. – Мне жаль твою жену и твоего сына. По крайней мере, скоро вы будете вместе.

Дверь захлопнулась, и Шеллер остался наедине со своими мыслями. Если бы он не разучился за эти годы, то заплакал бы, как ребенок.

Буран не стихал ни на минуту, и в лицо Куизлю впивались тысячи ледяных иголок. Он нахлобучил поглубже шляпу и зашагал сквозь белую завесу. Мысли вихрем кружили в голове, словно и внутри у него бушевал шторм.

Духи с запахом весеннего луга…

Мог ли благоухавший фиалками человек видеться с грабителями? Или же это он был тем четвертым? Магдалена рассказывала, что незнакомец вместе с сообщниками сидел в трактире у Штрассера. Пытались ли они выведать там маршруты торговцев? Но даже если это правда, то как это все относится к сокровищам тамплиеров?.. Палач выругался. Ему необходимо прояснить мысли.

Пройдет еще один день, прежде чем Бог ниспошлет Куизлю человека, который поможет ему распутать, по крайней мере, часть головоломки.

С непогодой прибавилось и больных, так что за весь день Симону некогда было думать ни о тамплиерах, ни тем более о Вессобруннской молитве. Из двух извозчиков советника Маттиаса Хольцхофера спасти удалось только одного. Второй еще тем же вечером умер у них на руках.

Им и сейчас не давали ни минуты покоя. Время пролетало за приготовлением лекарств, кровопусканием и осмотром мочи. Помимо заразившихся «шонгауской лихорадкой», как ее успели уже окрестить, им пришлось принять покрытого синими чирьями подмастерья, крестьянина с раздробленной ногой, на которого наехала повозка, и извозчика с обмороженными руками. Последний решил в первый день непогоды добраться из Шонгау до Ландсберга. Его нашли занесенного снегом в какой-то миле от города. Бедняга тщетно пытался вытолкать повозку из сугроба, пока холод наконец не взял над ним верх. И Симон, и его отец сошлись во мнении, что мужчине придется ампутировать три пальца на левой руке – работа, в которой Бонифаций Фронвизер понаторел еще в бытность свою полевым хирургом.

Во время войны Бонифаций Фронвизер вместе с семьей скитался с баварскими ландскнехтами и успел отпилить и прижечь бесчисленное количество рук и ног. Жена его в эти годы умерла, а сам он по окончании войны обосновался вместе с сыном в Шонгау. Старик до сих пор не мог простить своему отпрыску то, что тот не так давно бросил медицинское учение в университете Ингольштадта. Не только из-за нехватки денег, но также и за недостатком интереса. Уже тогда Симон уделял внимания играм в кости и новой моде больше, чем Гиппократу, Парацельсу и Галену. Еще труднее отцу было мириться с тем, что Симон сдружился с палачом Шонгау, таскал от него книги и все чаще обучался у него врачеванию. Полученные знания он затем применял и в своей повседневной практике.

Даже при ампутации трех пальцев – операции, которую Бонифаций Фронвизер мог проделать с закрытыми глазами, – Симон нашел к чему придраться. Они влили в извозчика бутылку настойки и вставили деревяшку между зубами. Старый лекарь взялся за хирургические щипцы и собрался обрубить черные крючья, бывшие некогда пальцами, но Симон указал на ржавые лезвия.

– Сначала их нужно очистить, – шепнул он отцу. – Иначе раны воспалятся.

– Ерунда, – отозвался Бонифаций Фронвизер. – Мы их потом прижжем кипящим маслом. Так научил меня отец, и так будет лучше всего.

Симон покачал головой:

– Будет заражение, поверь мне.

Прежде чем отец успел возразить что-либо, Симон отнял у него клещи и вычистил их в горшке с кипящей водой, висевшем над очагом. И только потом принялся за работу. Отец наблюдал за ним и молчал, хотя и признавал про себя, что сын делал свое дело быстро и на совесть. Мальчишка, вне всякого сомнения, талантлив. И почему только он бросил учение в Ингольштадте! Симон мог бы стать великим врачом! Не приблудным фельдшером, как он сам, а признанным врачом, ученым и видным горожанином, которого жители уважали бы и платили серебряными монетами, а не ржавыми крейцерами, яйцами и изъеденной червями солониной. Доктор Фронвизер, первый в роду…

Когда Симон затянул наконец белую повязку, старик мрачно кивнул.

– Неплохо справился, – проворчал он. – Но что ты теперь сделаешь с грязными щипцами? Выбросишь и купишь новые?

Симон улыбнулся и помотал головой.

– Я снова окуну их в кипящую воду, и так раз за разом. Палач делает точно так же, когда обрубает пальцы ворам. И до сих пор никто не помер… – Он проверил дыхание извозчика. – Совсем недавно Куизль рассказал мне о старинном способе. Раны нужно смазывать овечьим навозом и плесенью. Он говорит, что лучшего средства против заражения не найти. Плесень… – Он замолчал, так как понял, что допустил ошибку.

Его отец побагровел.

– Не смей говорить мне про своего палача и его поганые средства! – вскричал Бонифаций Фронвизер. – Забивает тебе голову всяким вздором! Давно пора запретить ему это дело! Плесень и овечье дерьмо, ха! Я тебя не для этого отправлял учиться!

Отец ушел в соседнюю комнатку и захлопнул за собой дверь. Симон посмотрел ему вслед и пожал плечами. Затем вылил извозчику на лицо ведро воды и таким образом вернул его к жизни.

Прошло еще несколько часов, прежде чем Симон нашел наконец время, чтобы окунуться в мир тамплиеров и вспомнить о Вессобруннской молитве. Ровно в шесть часов он запер входную дверь и направился к рыночной площади. Лекарь договорился встретиться с Бенедиктой в «Звезде». Он распахнул дверь в трактир, и его обдало теплом и прелым запахом влажной одежды. К вечеру в корчме собралось множество извозчиков и торговцев, которые застряли здесь из-за непогоды и коротали время за выпивкой и игрой в кости. Под низким потолком томились около дюжины мужчин, большинство из них приглушенно переговаривались, погруженные в серьезные разговоры.

Бенедикта сидела, склонившись над документами, за самым дальним столом. Когда Симон приблизился к ней, она свернула пергаменты и взглянула на него с улыбкой.

Симон указал на свитки.

– Ну как? Уже делаете пометки касательно проклятой головоломки?

Бенедикта рассмеялась.

– Нет, это всего лишь до ужаса скучные балансы. Дела в Ландсберге идут, несмотря на снег и вьюгу. Жизнь купеческой вдовы, поверьте мне, довольно скучна. И я, к сожалению, до сих пор не могу найти мужа, который был бы мил собой и нежен да при этом хорошо разбирался во всей этой волоките. – Она подмигнула Симону. – До сих пор все желающие умели либо первое, либо второе.

Бенедикта затолкала пергаменты в сумку, лежавшую под столом, и жестом предложила лекарю присесть.

– Ну да хватит о грустном. Уверена, вы опять рылись в этой своей книжке о тамплиерах.

Симон кивнул:

– У меня и вправду появились кое-какие мысли.

Он вынул из кармана маленькую книжку и принялся перелистывать страницы. Бенедикта глянула в сторону корчмаря и, щелкнув пальцами, велела принести две кружки пряного вина.