1793. История одного убийства - Никлас Натт-о-Даг Страница 56

– У приверженцев Сатаны вполне может быть сладкий голос, но язык!.. – Он поднял палец и погрозил им в сторону усадьбы. – Присмотритесь – язык раздвоенный! О, как они овладели искусством соблазна! Они переносят его, это искусство дьявольского соблазна, даже на сцены некоторых театров! – Голос внезапно понижается. – Королевских театров!

Когда у самой законченной тупицы не остается даже тени сомнения, о ком идет речь, звонарь делает попытку спасти пастора от самого себя. Но его покашливания совершенно не слышны на фоне громогласных филиппик, поэтому звонарь решает разрубить гордиев узел единственным доступным ему способом: начинает звонить в колокол.

Но Неандер пытается перекричать и колокол, и ему это удается.

Как и все другие, Анна Стина удивлена неожиданным взрывом негодования вечно пьяного пастора, пожимает плечами – и тут же приходит озарение: именно пастор может стать ее спасением. Этот озлобленный старик, который пытается утопить в вине разочарование, – как же, предмет его ненависти ускользает от возмездия! Ей запомнились слова пальта в тот день, когда их привезли на Лонгхольмен: инспектор Ханс Бьоркман уезжает. После двадцати лет полнейшего безделья уезжает в Финляндию.

Анна Стина с трудом заставляет себя досидеть до конца так называемой службы. Чтобы все получилось, как она задумала, надо действовать быстро. Мало того – нужно действовать очень быстро, потому что, как только пастор перестанет изрыгать огонь и серу, пальты погонят заключенных в цеха.

Наконец пастор выкрикнул последние проклятия в адрес Бьоркмана – под звон колокола, который, как ни странно, придавал его речи почти пророческую убедительность. Заключенные повставали со скамеек и потянулись к центральному проходу, но Анна Стина начала пробиваться к алтарю, где пастор допивал последние капли вина из потира. Впереди всех стоял старший надсмотрщик Петтер Петтерссон, и он ее заметил. Глаза его загорелись злобной радостью. Такой же огромный, как ей показалось тогда, во дворе. Он сделал попытку ее поймать, но она увернулась и крикнула:

– Отец Неандер! Подумайте: ведь у Господа есть способ наказать менял, пока они еще не покинули храм!

Больше она ничего сказать не успела. Петтерссон схватил ее за шею, чуть не поднял в воздух и уже размахнулся, чтобы отвесить оплеуху, но его остановил крик пастора:

– Отпусти девчонку!

Голос Неандера вновь обрел пророческую мощь:

– Даже надсмотрщик мог бы сообразить, что насилие в храме Христовом неуместно! Или ты не боишься Бога?

Петтерссон бросил на пастора презрительный взгляд.

– Отпусти, я сказал! И оставь у дверей какого-нибудь пальта, чтобы отвел ее назад в цех. Разве ты не видишь: эта овечка нуждается в покаянии, и, как духовный пастырь, я обязан облегчить ее страдания.

Петтерссон хмыкнул и намеренно грубо опустил Анну Стину на пол, дав ей почувствовать свою нечеловеческую силу.

– И девчонка и пастор, надеюсь, понимают, что я никогда не подниму руку на беззащитную овечку…

Он вышел в проход, посмотрел в глаза Анне Стине и тихо добавил:

– …в храме Христовом.

Бенгт Неандер дождался, пока массивная фигура Петтерссона скроется за дверью, и посмотрел на Анну Стину:

– Говори быстро, девица, у меня голова болит. Я, конечно, не так силен, как стражник, но, если ты меня отвлекла бездельно, получишь три оплеухи вместо петтерссоновской одной.

Взлохмаченные сальные волосы. Он, должно быть, не мылся уже несколько недель, грязь прячется в каждой морщине преждевременно состарившейся от постоянной недовольной гримасы физиономии. Сквозь кисловатый запах вина пробивается тяжелый сивушный перегар. Терпения у него – с гулькин нос, решила Анна. Надо брать быка за рога.

– Инспектор Бьоркман скоро покинет нас, так и оставшись без наказания за свои тяжкие преступления, – сказала она с притворным сожалением. – Мне кажется, пастор вполне может стать орудием Божьим и воздать возмездие грешнику. Я знаю способ.

– Какое дело уличной шалаве до моих отношений с инспектором? Ладно, говори.

– Инспектор Бьоркман уже под подозрением после побегов в прошлом году. За побеги отвечает именно он. Инспектор принял меры, и пока никому не удалось взломать новые решетки. Но, если кому-то все же удастся бежать, инспектор будет опозорен и потеряет не только нынешнюю службу, но и новую.

Анна Стина действует вслепую, но что-то подсказывает ей, что она нащупала больное место. Неандер посмотрел на нее странным взглядом: смесь подозрительности, строгости, заговорщической хитрости и внезапно вспыхнувшей надежды. Он знаком показал ей пройти в ризницу и махнул пальту, оставленному Петтерссоном у дверей, – дескать, стой, где стоишь, и не шевелись.

Едва пастор закрыл за собой дверь, тут же достал из рясы оловянную фляжку и сделал несколько больших глотков. От острого запаха полыни у Анны Стины заслезились глаза.

– Ты не дура, но боюсь, ты переоцениваешь мою власть. Я пастор, а не надсмотрщик. У меня нет никаких ключей, и я не командую пальтами. Даже если бы и были, у главного входа всегда стоит стража. Ты думаешь, я сам не думал о такой возможности, малявка? Будь в моих силах, я бы всем дал сбежать! Что за разница, пусть бегут… Все равно через неделю всех переловят, и они опять будут сидеть у своих прялок… А Бьоркман, прокляни Господь его имя, он тоже не дурак, Бьоркман. Он не допустит побега. Он интригами и с помощью высокопоставленных знакомых изгадил все заведение, отделил духовное от мирского: дескать, церковь – церковью, а вышел за ворота – делай что хочешь. Надеюсь, у тебя есть что-то еще. Для твоего же блага.

– Возможность побега все равно есть. Я уверена. Все что нужно сделать пастору, – найти способ открыть дверь в цеху юго-западного флигеля.

– Ты лжешь. Какая такая возможность?

– Весной сбежала одна девочка. И я знаю как. В фундаменте подвала есть отверстие для стока воды, его пробили, пока дом был без крыши, а потом забыли. Бьоркману в тот раз удалось заткнуть всем рты, но, если пастор будет наготове с доносом, инспектору так легко не отделаться.

Бенгт Неандер задумался. Задумался всерьез: начал раскачиваться вперед-назад, забормотал что-то невнятное и даже откусил клок бороды.

– Еще одна беглянка… А сколько риксдалеров выманил Бьоркман у коллегии… Да, да… Всего одна дверь, говоришь…

Он послюнил указательные пальцы, с отвращением выплюнул прилипшие волосы и протер глаза.

– Ты думаешь, ты первая такая? Я как-то уже попробовал воспользоваться одной шлюшкой для такого дела. Ничем хорошим не кончилось. Послал жалобу от ее имени, а они с дьявольской хитростью раскусили мой почерк. Не учусь на собственных ошибках…

Он засмеялся с пьяным сарказмом, отсалютовал фляжкой и сделал еще один глоток.

– А может, и наоборот. Может, главная ошибка – я все из мушкета да из мушкета, а надо бы из пушки. Ничего невозможного в твоем предложении нет. Но мне надо подумать. Когда буду что-то знать, вызову тебя после вечерней молитвы. И еще кое-что… Ну-ка, посмотри на меня.