Ищейки в Риге - Хеннинг Манкелль Страница 56

Остаток дня он занимался делом о тяжких телесных повреждениях.

Он сделал большое количество телефонных звонков и к тому же успел ответить на письмо из банка по поводу неясностей со счетом, на который ему перечисляли зарплату. Работая, он ждал, что что-то произойдет. Он открыл телефонный справочник по Стокгольму и нашел несколько человек по фамилии Липпман. Но в разделе фирм не было ни одной с названием «Цветы Липпмана».

В начале шестого он навел порядок на своем письменном столе и уехал домой. Он сделал крюк, остановился у нового мебельного универмага и зашел в него посмотреть на кожаное кресло, которое с удовольствием купил бы себе домой. Но цена ужаснула его. В продовольственном магазине на улице Хамнгатан он купил картошки и кусок свинины. Молодой продавец вежливо кивнул, узнав его, и Валландер вспомнил, что несколько лет назад целый день разыскивал человека, ограбившего магазин. Он поехал домой, приготовил ужин и уселся у телевизора.

Они связались с ним вечером, в самом начале десятого. Зазвонил телефон, и мужчина, говоривший по-шведски с акцентом, попросил его прийти в пиццерию напротив гостиницы «Континенталь». Валландер, внезапно устав от всей этой таинственности, попросил мужчину представиться.

— У меня есть все основания для подозрений, — объяснил он. — Я хочу знать, на что иду.

— Меня зовут Йозеф Липпман. Я написал вам письмо.

— А кто вы?

— У меня небольшая фирма.

— Продажа цветов и семян?

— Можно сказать, что так.

— Что вы от меня хотите?

— Я думаю, что в письме выразился достаточно ясно.

Валландер решил закончить разговор, поскольку понял, что ответов все равно не получит. Он разозлился. Он устал постоянно находиться в обществе невидимок, которые настойчиво хотели говорить с ним и требовали от него, чтобы он был готов к сотрудничеству. Кто сказал, в конце концов, что этот Липпман не выполняет задание одного из латышских полковников?

Он не стал брать машину и пошел до центра пешком по улице Регементсгатан. В половине десятого он вошел в пиццерию. За дюжиной столиков сидели посетители. Но не обнаружил никого, кто мог быть Липпманом. Он тут же вспомнил один из советов Рюдберга. Надо обязательно решить для себя, когда лучше прийти на условленное место встречи — первым или последним. Как можно было это забыть? А впрочем, непонятно, имеет ли это в данном случае хоть какое-то значение. Он сел за столик в углу, заказал кружку пива и стал ждать.

Йозеф Липпман появился без трех минут десять. К этому времени Валландер уже подумывал, что встреча была устроена воришками, просто чтобы выманить его из дома. Но когда открылась дверь и в пиццерию вошел мужчина, комиссар тут же понял, что это Йозеф Липпман. Мужчина лет шестидесяти в пальто, которое было ему явно велико, осторожно двигался между столиками, как будто боялся упасть или наступить на мину. Мужчина улыбнулся Валландеру, снял пальто и сел напротив. Вел он себя настороженно и то и дело озирался, украдкой оглядывая помещение. За другим столиком двое мужчин обменивались злобными комментариями в адрес отсутствующего знакомого — судя по репликам, личности крайне ничтожной.

Валландер решил, что Йозеф Липпман еврей. По крайней мере его внешность в представлении Валландера была типично еврейской. Щеки, покрытые серой щетиной, за очками без оправы — темные глаза. Но что он на самом деле знает о еврейской внешности? Ничего.

К столику подошла официантка, и Липпман заказал чай.

Он был так подчеркнуто вежлив, что Валландер предположил, что этот человек прошел в своей жизни через многие унижения.

— Спасибо, что пришли, — начал Липпман.

Он говорил так тихо, что Валландер был вынужден наклониться через стол, чтобы его услышать.

— Вы не предоставили мне особого выбора, — ответил он. — Сперва письмо, потом телефонный разговор. Может быть, вы начнете с того, что расскажете о себе?

Липпман покачал головой:

— Кто я, не имеет никакого значения. Важно, кто вы, господин Валландер.

— Нет, — ответил Валландер, заметив, что опять начинает раздражаться. — Вы должны понять: я не собираюсь вас слушать, если вы настолько мне не доверяете, что не хотите рассказать о себе.

Официантка принесла Липпману чай, и тот молчал, пока они опять не остались одни.

— Я выступаю только в качестве организатора и курьера, — сказал Липпман. — А кто спрашивает имя курьера? Это не важно. Сегодня вечером мы встретились, а потом я исчезну. Возможно, мы больше никогда не увидимся. Так что речь в первую очередь идет не о доверии, а о практическом решении проблемы. Безопасность всегда вопрос практический. По моему мнению, доверие тоже носит практический характер.

— Тогда мы можем сразу же закончить разговор, — сказал Валландер.

— Я хочу передать вам привет от Байбы Лиепы, — поспешно ответил Липпман. — Вы совсем не хотите об этом слышать?

Валландер успокоился. Он рассматривал сидевшего напротив него человека, болезненно сгорбившегося, точно ему вот-вот станет плохо.

— Я не хочу ничего слышать, пока не узнаю, кто вы, — повторил в конце концов Валландер. — Только и всего.

Липпман снял очки и осторожно налил в чай молоко.

— Это только забота, — сказал Липпман. — Забота о вас, господин Валландер. В наше время лучше знать как можно меньше.

— Я был в Латвии, — сказал Валландер. — Я был там и думаю, что понимаю, что значит, когда за тобой постоянно следят, когда тебя постоянно контролируют. Но сейчас мы в Швеции, а не Риге.

Липпман задумчиво кивнул:

— Возможно, вы правы. Возможно, я старый человек, который больше не в состоянии понять, как меняется действительность.

— Продажа цветов и семян, — сказал Валландер, чтобы помочь ему. — Ведь вы же не занимались этим всю жизнь?

— Я приехал в Швецию осенью 1941 года, — сказал Липпман, медленно помешивая ложечкой чай. — В то время я был молодым человеком, который мечтал стать художником, большим художником. В холодный час рассвета мы различили берег острова Готланд и поняли, что спаслись, несмотря на течь в лодке и на то, что многие, бежавшие вместе со мной, были тяжело больны. Мы были истощены и страдали туберкулезом. Но я помню этот холодный рассвет в начале марта. Тогда я решил, что когда-нибудь напишу картину, изображающую шведский берег, который олицетворял для нас свободу. Вот так могли выглядеть врата рая, замерзшие и холодные, несколько черных скал, проступающих из тумана. Но я так никогда и не написал такой картины. Вместо этого я стал садовником. Теперь я живу на то, что продаю декоративные растения различным шведским фирмам. Я заметил, что те, кто работает на новых компьютерных фирмах, испытывают неодолимую потребность спрятать свои машины среди зеленых растений. Я никогда не напишу картину рая. Мне довольно того, что я его все-таки видел. Я знаю: у рая много врат. Как и у ада. Надо учиться различать эти врата. Иначе можно пропасть.