Кроваво-красная текила - Рик Риордан Страница 55

Наступила полночь, когда мы с Майей отъехали от «Голубой звезды». Мы оба не ели шесть часов, большинство ресторанов уже закрылось, поэтому мне пришлось забыть о гордости и купить в «Тако Кабано» три чоризо и длинный белый батон. Во всяком случае, я не пал настолько низко, чтобы воспользоваться услугами одного из заведений с розовой неоновой рекламой. Я отвез Майю в настоящую cocina [110]на углу Сан-Педро и Хилдебранд, сонную деревянную хижину, по которой никто бы не догадался, что она дала начало компании с миллионными оборотами.

— А почему она оранжевая? — спросила Майя у повара, стоявшего за стойкой.

Она выбрала свое любимое huevos rancheros [111]и получила тарелку с горой яиц, пико-де-гальо, [112]бобов, лепешек и жира. Повар нахмурился, не понимая вопроса. Я попытался объяснить Майе преимущества техасской мексиканской кухни перед калифорнийской мексиканской кухней и чувствовал себя настоящим аборигеном, когда повернулся к смущенному повару и сказал по-испански:

— Моя подружка не понимает, почему здесь это блюдо выглядит иначе, чем в Калифорнии. Я сказал, что у нас в бобы кладут больше сыра и свиного сала.

Я постарался использовать сложные слова. Повар зевнул.

— Друг, — проворчал он, — ты либо из Калифорнии, либо чертов кубинец. Никто не говорит habichuelas, когда речь идет о frijoles. [113]

Я смутился, и замолчал, и решил, что мне предстоит поработать над словарем. И ретировался вместе с грудой кукурузных лепешек.

— Что он сказал? — поинтересовалась Майя.

— Он сказал, что тебе нужно успокоиться и поесть, если ты понимаешь, что для тебя хорошо.

Мы сидели под вентиляторами в потолке и смотрели, как мимо нас по пустынной улице изредка проезжают автобусы «ВИА». [114]На минутку рядом остановился бродяга, чтобы поглазеть на наш полуночный завтрак. Он был одет в потрепанный коричневый костюм Ковбоя Боба [115]с патронташем и игрушечным пистолетом, глаза затянула молочно-белая пленка. Я отдал ему последнее тако. Он ухмыльнулся, как пятилетний ребенок, и побрел дальше.

Я думал о Лилиан, пытаясь вспомнить, как она себя вела и что говорила в день перед исчезновением. Но когда пробовал представить ее лицо, у меня перед глазами возникала Лилиан, какой она была в шестнадцать или девятнадцать лет. Быстрота, с которой она снова превращалась в старые воспоминания, меня пугала. И как бы я ни обманывался, убеждая себя, что знаю Лилиан, я понятия не имел о том, чем она занималась в последние несколько лет. Меня преследовала мысль, что она могла быть одной из главных участниц развернувшихся в последние дни событий.

В прошлом году Лилиан обратилась в суд, чтобы получить защиту от Карнау, но вскоре они снова стали партнерами. Весной она порвала с Дэном Шеффом и через несколько дней позвонила мне. Лилиан заставила меня вернуться в город, сказала, что любит, дала то, за что многие могли бы умереть — и исчезла.

Я сделал шарик из фольги от тако и представил себе, что урна — это баскетбольное кольцо, потом попытался перевести слова песни мариачи, лившейся из радиоприемника на кухне. Майя уже довольно давно наблюдала за мной, вероятно, размышляла на ту же тему. Ее лицо заметно смягчилось.

— Мы должны узнать правду, — сказала она. — Нам необходимо увидеть ее чужими глазами, Трес.