Тайна Агаты Кристи - Мари Бенедикт Страница 55

– Ты несешь какую-то бессмыслицу, Агата. Может, твое здравомыслие пропало вместе с тобой? – горько усмехнулся он.

Я пропускаю мимо ушей его язвительную реплику.

– История этого убийства изложена в рукописи, которую я тебе прислала. Ты прочел ее?

Он неохотно кивает.

– Разве у меня был выбор? В письме ты угрожала катастрофическими последствиями, если я с ней не ознакомлюсь. И если не буду следовать инструкциям, как вести себя при твоем исчезновении.

– Ну и прекрасно. Не буду спрашивать, понравилось ли, – я представляю, как тяжело читать о себе, если ты, конечно, достаточно способен к рефлексии, чтобы на этих страницах узнать собственную персону. Полагаю, мою рукопись можно назвать автобиографией, хотя нам с тобой известно, что в ней есть и доля вымысла. Но, разумеется, не в том, что касается тебя. Только не в этом. Хотя ты, скорее всего, по ходу чтения яростно не соглашался со своим портретом – никто не любит смотреть, как с неприглядной истины о нем срывают покрывало.

По лицу Арчи я вижу, насколько тошнотворной показалась ему рукопись, но про себя отмечаю, что он не оспаривает то, как он выведен в ней. По крайней мере, пока.

– В рукописи я полностью раскрыла себя – от девушки, какой я была, до женщины, жены и матери, которой стала, – и продемонстрировала, как постепенно росла твоя неприязнь к этой женщине. Как ты брезгливо ежился от моих чувств, как старался избежать моих эмоциональных разговоров, как отшатывался от моих прикосновений, как твои глаза стекленели от скуки при упоминании моих книг. И я показала тебе, как ты убивал части моей личности, которые были тебе противны, убивал одну за другой, пока от меня почти ничего не осталось. Самое главное – я принесла в жертву свои отношения с Розалиндой, поскольку ты не выносил конкуренции, когда речь шла о внимании к себе. Тут я не возлагаю всю вину на тебя, боже упаси. Мама учила меня, что ты и твои нужды всегда должны иметь приоритет, быть важнее моих нужд и нужд нашего ребенка. И я долгое время верила ей.

– Вообрази мое удивление, когда идеальная жена, которую я из себя вылепила – идеальная, по крайней мере, по твоим собственным представлениям, – оказалась недостаточно хороша. Вообрази мое потрясение, когда я, отбросив все настоящее, что во мне было, и преобразив себя в совершенную, по твоим понятиям, женщину – если не считать веса, но тут я ничего не могла поделать, хоть ты и извел меня разговорами о похудении, – когда я после всего этого увидела, как ты с трудом меня переносишь. А теперь вообрази смертельный удар, который ты мне нанес, сообщив, что у тебя есть идиллическая спутница, и это отнюдь не я, а молоденькая, смазливая, кроткая, «приличная» женщина по имени Нэнси Нил.

– Как видишь, ты убил ту, былую подлинную Агату ровно в том же смысле, в каком ты убил – как многие считали – Агату физическую. Твоя интрижка стала лишь завершающим ударом, а само убийство происходило постепенно, в течение долгих, долгих лет.

– Агата, это бред. Чистый вымысел. Вроде твоих дурацких книжек. – Его голос спокоен, но по лицу видно, что он едва не лопается от ярости.

– Разве? Ты изменился и захотел, чтобы с тобой был кто-то, подходящий к твоей новой ипостаси – самоуверенной и успешной. Когда стало ясно, что я этим человеком быть никак не могу – ведь я слишком хорошо знала все твои слабости, твои былые депрессии, всю твою биографию, – тебя потянуло к Нэнси. Ты решил стать ненадежным рассказчиком повести о самом себе, отредактировать свое прошлое и настоящее, чтобы они вписывались в историю, которую ты поведал самому себе и Нэнси. Но я не могу позволить тебе это сделать.

Арчи не двигается, не спорит, даже почти не мигает. Находят ли мои слова отклик в его душе в том же смысле, в каком не нашла отклика моя рукопись?

– Зачем? – вдруг выпаливает он. – Зачем ты все это устроила? Почему ты не могла просто мирно дать мне развод?

Мою спокойную отстраненность начинает вытеснять гнев.

– Ты вообще, Арчи, слушал меня? Ты слушал меня в ту пятницу, когда заявил, что уходишь? Разве ты не читал об этом на страницах моей рукописи? Если я позволю тебе поступить так, как ты хочешь – целиком вычеркнуть меня из твоей истории, полностью сломав меня саму и мои чувства, и при этом не понеся никакой ответственности за свои поступки и за свой роман с Нэнси, – если я это позволю, то никогда не смогу покинуть смертное ложе – уже как новый человек, ставший за последние месяцы сильнее, чем был. Ведь ты тем самым отнимешь не только мое истинное «я», но и мою репутацию и, самое главное, мою дочь.

– Что за чертовщину ты несешь, Агата? Я никогда не настаивал на том, чтобы после развода забрать Розалинду, и к тому же законодательство о малолетних детях склоняется на сторону матери, которая получает опеку, пока ребенку не исполнится шестнадцать. Сомневаюсь, что смог бы добиться опеки при всем желании. – В его голосе я слышу раздражение и замешательство.

Теперь моя очередь смеяться. Он сейчас нарочно прикидывается тупым, чтобы мне помешать, или в самом деле такой идиот? Как я могла души не чаять в этом эгоистичном, лишенном воображения педанте? Без этого человека, который якорем тянет меня вниз, мой разум, мое перо станут свободными, смогут воспарить. Но прежде я должна перерезать якорный канат, и сделать это можно лишь одним способом.

– Ты ничего не понимаешь, Арчи, как бы я ни старалась тебя просветить. Я говорю не о юридической потере дочери, а об эмоциональной, которая и без того уже состоялась по твоей вине – ты настаивал, что главную роль в моей жизни должна играть не она, а ты, я же, как идиотка, слушалась. Позволь я, чтобы при нашем разводе не фигурировала твоя измена с Нэнси – ведь, как мы оба знаем, Закон о бракоразводных процессах требует наличия супружеской измены в той или иной форме, – и тогда в глазах Розалинды и всего остального мира виновной окажусь я. Учитывая ее отношение к тебе, я лишилась бы ее навеки. Я и так уже слишком многое тебе уступила, но Розалинду не уступлю. И чтобы этого избежать, мне было нужно, чтобы каждая живая душа знала: источник всех бед – это ты, в то время как я сделала все возможное, лишь бы спасти наш брак и нашу семью.

– Значит, именно для этого ты устроила свое шоу с исчезновением?

– Слушай ты меня внимательнее, то понял бы, что не только для этого. Но – да, мне пришлось тщательно проработать инсценировку: чтобы причины исчезновения выглядели зловещими, а мое местоположение оставалось тайной. И к тому же все выстроено так, чтобы ты оказался замешан, и по самые уши, и чтобы в ходе следствия вскрылась твоя связь на стороне. Ведь сам бы ты ни за что ни в чем не признался. Наша раздельная жизнь ни для кого не должна была оставаться секретом, и в последние месяцы, готовя свое исчезновение, я об этом позаботилась: и друзья, и родные, и прислуга – все знали, что из-за наших размолвок ты ночуешь в городе, а не в Стайлзе. Те редкие случаи, когда мы все же собирались вместе, можно назвать в лучшем случае неловкими. Я исчезла в тот день, когда между нами произошла самая громкая ссора, – ты отказывался провести уик-энд со мной, а вместо этого собирался в гости к Джеймсам вместе с Нэнси, – и свидетелями этой сцены стали несколько человек. Мой «Моррис Каули» обнаружили на рассвете, на другой день после того скандала – фары горели, чтобы прохожие издалека заметили машину в безлюдном месте. Прибывшая полиция увидела, что она стоит на самом краю обрыва и только благодаря густому кустарнику не рухнула вниз. Мало того: брошенную машину с вещами для поездки в Йоркшир, которую я надеялась совершить с тобой, нашли у Сайлент-Пула, печально известного историями о самоубийствах. Но меня нигде поблизости отыскать не удалось, а улики, которые я щедро разбросала для тебя и для полиции – шуба, оставленная на заднем сиденье несмотря на ночные заморозки, там же – собранная дорожная сумка при том, что поездка отменена; машина, балансирующая на обрыве, но нигде – ни меня самой, ни моего тела; адресованное твоему брату странное письмо, из которого выплыла тень некоего неясного недомогания; поздний звонок, за которым, как могло показаться, и последовало мое исчезновение, а на деле это был лишь контрольный звонок от Шарлотты, – все эти зацепки делали ситуацию открытой для самых разных толкований. Как по-твоему, сколько времени потребовалось полиции, чтобы соединить все точки в линию, ведущую к тебе? А от тебя – к Нэнси. И сколько, по-твоему, времени было им нужно, чтобы заштриховать незакрашенные области на рисунке, изображающем не то убийство, не то самоубийство, но явно с твоим участием хоть в том, хоть в другом случае?