Черный фотограф - Светлана Успенская Страница 54

Леня мучительно размышлял о трагических судьбах ребят, сохранившихся в его памяти красивыми и веселыми шалопаями, «золотой молодежью». Они всегда вызывали чуть ли не болезненное чувство зависти у ребят попроще, не таких удачливых, обеспеченных, беззаботных, как гремевшая на весь институт компания. Что же с ними случилось? Почему целая серия вроде бы независимых друг от друга смертей и неудач скосила почти весь их неразлучный коллектив?

То, что Муромцев разбился, само по себе не удивило Леню, когда он увидел в холле главного корпуса института его портрет, обвитый траурной лентой, и пучок незатейливых цветов под ним. Муромцев всегда гонял на папенькином автомобиле так, что гаишники столбенели от подобной наглости. Несложно было ему залететь с такой бесшабашностью на тот свет. Но Кормулев? Он был всегда спокоен и уравновешен, как удав после обеда. Из их экспансивной группки он один внушал ощущение порядочности и надежности. Странно, что с такой уравновешенной психикой он стал травиться таблетками. Здесь что-то другое…

Леня прошелся по комнате. Неотвязная мысль не давала ему покоя и передышки, влекла к себе, притягивала как магнит, ставила перед ним вопросы, на которые пока у него не было ответов.

— Здесь чувствуется какая-то закономерность, — вслух рассуждал он, и ему самому становилось странно, что в разговоре с Женькой он не почувствовал этого. — Что это мог быть за наркотик? Предположим, с маковой соломкой они бы не стали возиться, да и не похожи они на опустившихся потребителей этой дури. Сигаретки? Героин, кокаин? Колеса?

Теряясь в догадках, Леня перебирал в памяти все то, что слышал когда-либо о наркотиках, но сведения эти были скудны и отрывисты.

— Постой, постой, — опять заговорил он сам с собой. — Что там Женька говорил о розовых бумажках, которые они покупали у кудрявого Славы? В бумажки было что-то завернуто? Может, это были пакетики с наркотой?

Вопросов было гораздо больше, чем ответов. Одно Леня понимал совершенно ясно, скорее даже чувствовал подсознанием подобно тому, как дикий зверь чувствует издалека пьянящий запах добычи или запах опасности: здесь что-то есть.

«Не стоит ли мне этим заняться? Хотя бы не ради денег…» Лишь только Леня ощутил влекущий его запах чего-то криминального, недоступного и загадочного, он уже не мог оставаться в стороне. Этот запах действовал на него совершенно особым образом, он привязывал его невидимой, но сверхпрочной ниткой к чему-то непонятному и заставлял, перебирая нить, идти куда-то, забыв об опасности, о личной жизни и даже о близящейся свадьбе.

«Попробую начать, — после долгих раздумий принял он решение, чтобы наконец отвязаться от сотни вопросов, созревающих в голове и распирающих мозг, как забродившее варенье. — Сперва надо попытаться найти Славу кудрявого и Мелешко, а потом уже решать, было ли там что-то криминальное или это только цепь роковых случайностей».

Леня отправился в родной институт с букетом в руках, чтобы в деканате, где его должны были помнить, поскольку еще недавно его фамилия украшала список студентов, разузнать, кто такой Слава кудрявый и где его можно найти.

В деканате на вопрос о кудрявом Славе с неизвестной фамилией секретарь недоуменно пожала плечами.

— Он выпустился или еще учится? — спросила пожилая женщина, помнившая в лицо многих студентов. — Может быть, с другого факультета?

«Васюхин, кажется, говорил, что он был на пятом, когда мы были на третьем. Значит, он должен закончить институт», — вспомнил Леня и сказал:

— Кажется, выпускался в прошлом году. Может быть, можно посмотреть списки защитившихся дипломников?

В списках оказалось целых три Славы. Который из них был кудрявый, оставалось загадкой. На всякий случай Леня списал адреса всех Слав — выбирать было из чего. Оставался единственный способ — пройтись по адресам с каким-нибудь дурацким предлогом и опытным путем выявить того, кто ему нужен.