Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки - Владимир Каржавин Страница 51

— Да кончайте вы комедию! У меня к вам важный разговор.

Балезин остановился. Пригляделся. Усмешка сошла с лица Лоренца, и Алексей про себя отметил, что сейчас, много лет спустя, круглолицый курносый Лоренц больше похож на русского, чем тогда в молодости, в 1916-м.

— Послушайте, я гражданин Советского Союза и с эмигрантами не общаюсь.

Балезин повернулся и пошёл, ускоряя шаг. Лоренц остался на месте. Всё не так, не так… Он надеялся, что пригласит своего русского коллегу посидеть в каком-нибудь ночном ресторане, где и состоялся бы их разговор. Представитель любой крупной разведки мира не отказал бы себе в этом: мало ли что можно услышать от достойного противника. Но советский человек вёл себя иначе. «Похоже, он ужился с большевиками», — решил Лоренц.

Балезин удалился уже на несколько метров, и Лоренцу ничего не оставалось, как пустить в ход последний аргумент:

— Через три дня война!

Лоренц видел, как удаляющийся от него человек при этих словах замер на месте. Он тотчас подошёл к Балезину и продолжил:

— Двадцать второго июня в три ноль-пять по среднеевропейскому времени наши самолёты пересекут вашу границу. Затем в бой вступят сухопутные войска.

Услышанное походило на какой-то колдовской гипноз. Алексей стоял и напряжённо смотрел на подошедшего Лоренца. Тот уже завладел инициативой:

— Я понимаю, Балезин, ваше смятение. Возможно, будь я на вашем месте, я вёл бы себя так же и в данный момент задавал бы мысленно вопрос: в честь чего это он решил выдать государственную тайну? Поясняю: я социал-демократ. Наша партия разгромлена. Поэтому я должен как-то ответить тем, кто запрятал моих товарищей в концлагеря. И ещё: я противник войны Германии с Россией.

Алексей по-прежнему стоял неподвижно, не произнося ни слова, а Лоренц продолжал:

— Вы прекрасно знаете, кто я, чем я занимаюсь и что в такие игры я просто так играть не буду. А поэтому, если мои сведения подтвердятся и вы пожелаете продолжить наш разговор, бросьте в почтовый ящик открытку, что в этом конверте. Я вас найду.

Он положил конверт на ближайшую скамейку и, прежде чем удалиться, загадочно произнёс:

— Думаю, мы с вами ещё увидимся.

Алексей Балезин смотрел ему вслед. Гипноз стал постепенно отходить. Он сделал шаг к скамейке, наклонился и взял конверт с открыткой. Подержал в руках, как бы не веря в происходящее. Потом спрятал во внутренний карман пиджака. Срочно, снова срочно надо видеть Макарова!

* * *

Виквик слушал внимательно, хмурился и жадно курил. Когда Алексей закончил рассказ о его встрече с Лоренцом, на несколько минут наступило молчание.

— Ты сам-то ему веришь? — подал голос Макаров.

Балезин пожал плечами:

— То, что он социал-демократ, похоже, блеф. А вот насчёт нападения… — Алексей до шёпота понизил голос, — … может быть и правда.

— Это почему?

— Впечатление такое, что он ищет с нами контакты. Причина? Не готов сказать. А раз ищет, главная информация не должна быть блефом.

— Значит? — Виквик напрягся, глядя в упор на Балезина. Через три дня?..

— Теперь уже через два.

Опять воцарилось молчание. И снова первым заговорил Макаров:

— Ну и удружил ты мне, — буркнул он, вставляя в рот новую сигарету.

— В смысле?

— Да ты понимаешь или нет, что я обязан немедленно сообщить в Центр?!

— И в чём же дело?

Виквик взмахнул руками и ненароком выплюнул незажжённую сигарету, как с ним часто случалось, когда нервы были на взводе.

— Сообщить-то я сообщу, но там, — он поднял указательный палец над головой, сделав акцент на слове «там», — не верят! Или не хотят верить! Из надёжных источников я имел сведения, что нападение произойдёт пятнадцатого мая, затем первого июня. И вот теперь двадцать второго июня… И сообщает об этом не кто-нибудь, а резидент германской разведки. Да меня на следующий же день отзовут в Москву, и я попаду туда, откуда мы тебя едва вытащили. А может, и вместе загремим.

Сообщение о встрече с Лоренцом и информация, полученная от него, были немедленно отправлены в Центр. Ответ пришёл на следующий день, но он был не такого содержания, какого опасался Макаров. Ответ гласил: «Отъезд С отложить. Контакты с Л продолжить». Под «С» и «Л» имелись в виду Санников-Балезин и Лоренц.

А ещё через день настало двадцать второе июня. Вторая мировая война превратилась для Алексея Балезина в Великую Отечественную.

* * *

Отношения между Советским Союзом и Швецией после начала войны заметно ухудшились. Многие газеты писали, что Швеция должна забыть о своём нейтралитете и присоединиться к борьбе Германии против варваров-большевиков. Каждое утро Балезин начинал с просмотра газет. «Наступление германских войск…», «Германские войска взяли…», «Советские войска несут большие потери и сдаются десятками тысяч», «Канцлер Адольф Гитлер приветствует…» Алексей негодующе успокаивал себя: «Врёте всё, сволочи!», но утешение было слабое. Читая подобные строки, он иногда не выдерживал — рвал газету на куски и бросал в урну. Через посольство Балезин имел доступ к сводкам Совинформбюро, но, надо признать, и сводки были самые неутешительные.

Шведы, понимая, что являются своего рода разломом между СССР и Германией, вели двойную игру. С одной стороны, по просьбе советского правительства Швеция формально взяла на себя обязательства по защите интересов граждан СССР в Германии. Шведские фирмы продолжали выполнять полученные ранее советские заказы, которые оставались на складах ввиду невозможности их вывоза. Но с другой стороны, шведские власти оказывали значительную помощь германской и финской армиям. Так, 25 июня 1941 года они согласились пропустить по железной дороге 163-ю германскую дивизию из Осло в Северную Финляндию.

Негативное отношение некоторых шведов к его стране Алексею пришлось испытать и на себе. Однажды вечером к хозяйке, пожилой шведке, у которой Алексей снимал комнату, завалился здоровенный детина лет тридцати — как оказалось, её сын. Алексей видел его в первый раз. Находясь в состоянии изрядного подпития, он, узнав, что квартирант — советский подданный, вломился к Алексею в комнату, начал махать руками и выкрикивать оскорбления.

Балезин, знавший в совершенстве немецкий, понимал и по-шведски. А поэтому был близок к тому, чтобы парню «врезать по мордам». Сдержался, всем советским работникам, оставшимся в Швеции, было строго указано: никаких скандалов. Утром дебошир убрался, но хозяйка заявила, что Балезину лучше найти другое место жительства. Относительно сына пояснила, что он в составе батальона добровольцев сражался в Финляндии против советских войск и был ранен. А потому советских ненавидит. Пришлось Алексею сменить квартиру. Но самое неприятное было в другом. Конверт с открыткой и адресом, указанным Лоренцом, Балезин отправил в тот же день, в какой пришло сообщение из Центра. Но Лоренц не появился.