Паутина судьбы - Валентин Пушкин Страница 50

Морхинин разозлился. И прежде всего на себя. «Ну, что за идиот! Зачем оставлять рукопись «на вахте», тем более если с тобой разговаривают, как с бедным родственником? А тебе так и надо, старый дурак. Нет, странный ты человек, все-таки Валерьян Александрович. Можно нащелкать сколько угодно экземпляров из компьютера, пока краски и бумаги хватит. Ну чего ты добиваешься у этой загадочной, чтоб ей околеть, Ирины Яковлевны? Плюнь!»

Но в пятницу, часов в пять, он находился у подъезда «Пресс-центра». Заглянул осторожно в холл. Поглядел, прищурившись, как разведчик.

– А скажите, пожалуйста, – обратился Морхинин к охраннику почему-то льстивым тоном, – не приходила ли в редакцию журнала «Новый полет юности» Ирина Яковлевна?

– Приходила вроде, – ответил охранник.

– А еще не ушла?

– Нет, не уходила.

– Спасибо большое, вы мне очень помогли, – прямо как опер из детективного телесериала.

Морхинин выскочил из подъезда. Стал короткими шагами ходить туда-сюда, зыркая на подъезд.

К тротуару у «Пресс-центра» подъехала «Вольво». Остановилась. Из нее никто не вышел. Видно, кого-то ждут. Стекла затененные, ничего не разглядишь.

Примерно через полчаса из подъезда возникла женщина в пальто с копюшоном. Унылая, неприятная, средних лет. Правая рука отягощена увесистым коричневым кейсом.

Морхинин мягко подошел сбоку:

– Извините…

– Что такое? – неприветливо отнеслась к нему женщина с кейсом.

– Вы не из редакции журнала?.. – любезнейше начал Валерьян. – Случайно не… Ирина Яковлевна?

– Да. В чем дело?

– Видите ли, я отдавал через вахту вам на прочтение… Я автор повести «Круглый заяц». Дело в том, что я хотел бы получить обратно распечатку своей повести…

– Ну, и в чем проблема?

– Ее нигде нет. По телефону сказали: пустой пакет, а…

– Я не знаю, где ваша рукопись.

– Кто же знает? Вы читали, а потом куда же…

– Слушайте, я прочитала. Мне не понравилось. Я отложила в сторону. Дальше не мое дело.

– То есть, как это? Редактор ответственен за…

– Слушай, придурок, чего ты ко мне привязался? – неожиданно хамски оборвала его Ирина Яковлевна. – Не знаю я, где твоя рукопись, и знать не хочу.

– Это что за собачий лай, госпожа редакторша? – на мгновение опешив, взъерепенился Морхинин. – Брали рукопись? Верните. А то завели тут стражу-охрану: не пройти, не узнать. Моя повесть – моя собственность. Верните. И без хамства.

– Пошел к черту, идиот! Взбесился из-за своей распечатки!

– Что ты сказала, тварь? – рассвирепел Морхинин.

Он заметил, что передняя дверца «Вольво» открылась и появился мужской силуэт. Словно продемонстрировав свои очертания в вечернем сумраке, расправил широкий торс и направился к ссорящимся литераторам.

– Макс, уйми этого кретина, – развязным тоном сказала Ирина Яковлевна подошедшему. – Он мне надоел. Требует неизвестно чего.

– Слышь, ты, – скрипучим голосом выражая свое полное отвращение к Морхинину, произнес массивный Макс. – Чтобы через секунду… Усекаешь?.. Чтобы через секунду тебя не было поблизости…

– Напугал, – съязвил бывший хорист. – Да я…

Но Макс не дал ему договорить. Он пхнул Валерьяна Александровича в лицо мясистой ладонью. Отшатнувшись, Морхинин применил испытанный прием своей драчливой юности. Он резко ударил Макса носком башмака в середину голени. У «Пресс-центра» одновременно прозвучали визг редакторши и короткий рев Макса. Защитник Ирины Яковлевны упал набок и, скорчившись, обеими руками обхватил ногу.

Кто-то показался из «Вольво» с другой стороны. «Надо сматываться, пока в культурный спор не встряла милиция… Кажется, я ему кость сломал», – опасаясь последствий, подумал Морхинин. Он быстро пробежал мимо театра эстрады и завернул во двор, который знал с детства и который переходил непосредственно во второй, третий и задний дворы…

Зачем он все это затеял? Никак не может привыкнуть к хамству и сволочизму? Но ведь и раньше было примерно то же самое, разница только в нюансах. Все это гнусно, а могло кончиться для него печально. Вроде того случая, какой произошел в миллионерском vip-клубе.

Дома старушка-соседка сказала, что звонили по телефону и его спрашивали.

– Что вы им ответили? – встревожился Морхинин.

– Сказала: нету. А когда будет – неизвестно. Он здесь почти не живет. Я ведь знаю: ты, Валерьян, парень бедовый. Мало ли кто тебя разыскивает…

– Умница вы моя, Татьяна Васильевна, – умилился наш бесшабашный герой, поцеловал старуху в щеку и преподнес ей шоколадку, оказавшуюся у него в кармане неизвестно откуда…

И все-таки поближе к середине апреля (еще лежал грязно тающий снег) он опять положил в свой замызганный кейс рукопись повести и отправился в очередной путь: в редакцию журнала «Ноябрь».

За оградой двора, перед нужным ему домом, пристала к нему маленькая остромордая собачонка. Захлебываясь от ярости, собачонка забегала сзади с явным намерением укусить за ногу. «Что это? – думал Морхинин – Может быть, некий символ отомщения за искалеченную ногу защитника Ирины Яковлевны? Может быть, это мистика? Или магия? Эти две неосязаемые субстанции сейчас настойчиво овладевают литературой».

– Пошла прочь, проклятая! – замахивался он на собачонку. – Пошла, чтоб ты сдохла! Эй, чья собака?

Но никто на его ругань не отозвался. Остромордая собачонка продолжала наскакивать и, хрипя, как бешеная, рванулась к его ноге. Тут Морхинин, пожалуй, немного струсил. А что если и впрямь бешеная?

– Ах ты, зараза!

Наконец он высмотрел у стены дома обломок кирпича. Схватил его, примерился и удачно залепил в собачонку. Жалкий визг обозначил его успешный бросок.

Эй, где вы, борцы против жестокого обращения с животными? Можно забивать для своей жратвы сотни тысяч быков, телят, овец, поросят… Кого угодно! Это не считается жестокостью. Но ударьте злого обнаглевшего пса с волчьими клыками! Это может обойтись вам судебным разбирательством, штрафом, а в особых случаях (с привлечением общественности) и решеткой.

Стрелять из автомата, сидя в вертолете, по северным или благородным оленям – это допустимо, это спорт. Охотиться на тигров, буйволов, львов, слонов – это сафари. Таковы постулаты западной цивилизации, вколачиваемые в башки богатых россиян. Но – собака! «Собака – это святое», – заявила одна модная дама, когда ей указали, что ее пудель испачкал лапами кому-то пальто.

Раздраженный и запыхавшийся, он ввалился в довольно темный подъезд литературно-художественного журнала «Ноябрь». Нажал кнопку. Открыл какой-то взлохмаченный низенький человек, прямо замухрышка по сравнению с крупнотелыми мордастыми охранниками офисов и редакций.