Царские сокровища, или Любовь безумная - Валентин Лавров Страница 49

Джунковский уселся за стол, натянул на нос очки в тонкой серебряной оправе, стал знакомиться с бумагами, накопившимися за дни его отлучки.

Соколов приказал Звереву:

— Иди за мной!

Они покинули штабной домик. В воздухе стояла мутная утренняя дымка. Громко квакали лягушки. Пронзительно и тревожно вскрикивала ночная птица. Назойливо гудели полчища комаров.

Соколов, обмахиваясь веткой, направился в ближайший лесок. Он расспрашивал собеседника:

— Откуда родом? Кто родители? Где учился? Есть ли дома невеста?

Зверев со спокойной рассудительностью отвечал:

— Жил в Москве, в Сокольниках. Отец был моряком, в чине мичмана погиб на Японской войне. Матушка — на фабрике Бабаевых конфеты в фантики заворачивала. Я, как отец, тоже хотел стать военным, — развел руками, — вот стал, да война совсем не такой интересной оказалась…

Соколов сказал:

— От безделья много глупостей совершается. Но тебе, Володя Зверев, сегодня же предоставлю шанс. Справишься — забудем о твоей прогулке к немцам и наказания никакого не последует.

Зверев сразу повеселел:

— Что прикажете сделать, господин полковник?

Соколов спокойно отвечал:

— Еще раз сходить во вражеские окопы, но не с Захаровым, а со мной.

— С вами, к немцам? — изумился подпоручик.

— Со мной, — подтвердил Соколов. — Я своими глазами желаю убедиться, что у немцев плохие дела. Как думаешь, они меня в плен не возьмут?

Зверев задумался:

— Если не узнают, что вы полковник, и если мы принесем им хлеба, наверное, пленять не станут. — С любопытством бросил взгляд на Соколова. — А мне за эту самоволку голову не оторвут?

— Я тебе сказал: Джунковский простит, а другим подробности наших отношений знать не обязательно. Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами. Понял?

— Я никому ни слова не скажу, ей-богу! — Перекрестился.

— Но немцы стали минировать свой передний край. Не боишься на мину нарваться?

— Боюсь, а что делать? Раз приказано, то пойду.

— Это дело добровольное.

— А я и пойду трястись добровольно, — негромко рассмеялся Зверев.

— Идем завтра ночью.

— Значит, я свободен? — В голосе звучала радость.

Соколов остановил счастливый порыв:

— Меру пресечения тебе, Володя, никто не изменял. Тебя сейчас снова посадят под арест — для порядка, чтобы не вызывать кривотолков, а покормят как надо.

Зверев озабоченно спросил:

— Захарова покормить бы, а? Он плохо тюремный голод переносит…

— Молодец, о друге беспокоишься. Покормим!

— Как же я к вам попаду, если за решеткой сидеть буду?

— Посадят, но вовремя освободят. В какой час лучше всего идти?

— На рассвете, где-то в половине четвертого. Часовому, чтобы стрелять не начал, следует чего-нибудь принести, табачку или еще чего. А мы пойдем не с пустыми руками? Нам хлебушком раздобыться бы…

Соколов успокоил:

— Продукты и курево я достану. Ты приходи к офицерскому домику. Видишь, вон, угловое окно? Это мое. Все понял?

— Так точно! — Глаза подпоручика Зверева сияли счастьем: вместо тюрьмы его ждала забавная прогулка и полное прощение грехов. Он с юношеской горячностью произнес: — Можете мне верить, я за вас, господин полковник, хоть в огонь.

— Если бы не верил, не шел бы с тобой в разведку. Ну, топай на гауптвахту, выспись да скажи, чтобы тебя посадили под одиночный арест.

Зверев отправился на гауптвахту, весело насвистывая «Боже, царя храни!». Несмотря на поздний час, ему подали трапезу — с офицерского стола, с полбутылкой красного вина под бифштекс. Главным поваром в дивизии был Егор Исаев, бывший кулинар из московского ресторана «Яр».

Соколов пришел к себе в комнату и улегся на узкую походную кровать. После того как его голова коснулась подушки, прошло не более десяти секунд, как богатырь забылся беспробудным сном.