Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева Страница 46

Ларисса к Лерон тоже больше не приставала. Видимо, ждала, когда сожительство с педиком, до смерти влюбленным в другого «голубка», Лерон обрыднет и она проникнется мыслью о том, что без женщин жить нельзя на свете, нет. Лерон показалось, что именно с этой мыслью Ларисса потащила ее и в сауну. Однако номер не прошел. Лерон жутко боялась, что там на нее нападут извращенки-феминистки вроде «дорогой свекрови» и ее подружайки Лады, даже решила в случае чего разыграть сердечный приступ и начать во всю глотку звать врача: авось какая-нибудь обслуга услышит, — или сделать вид, будто у нее живот скрутило, нужно в туалет, попросится выйти на минутку — и только ее и видели!

Обошлось. В сауне оказались совершенно нормальные тетки, натуралки, болтушки и матерщинницы. Владелицы магазинов, косметических салонов, рекламных центров… Лерон сначала подумала, что они просто расслабляются от рафинированной жизни бизнес-леди, но потом поняла, что рафинированного-то в них — только понты: одежда, костюмы, квартиры и машины. Встречаясь с ними потом, после сауны, в салонах, магазинах, в дороженном спортклубе «Планета Спорт», Лерон тихо ужасалась тому, как, в каком тоне они разговаривают друг с другом, с продавщицами, тренерами и даже со своими мужьями и детьми. Особенно с детьми! Вопрос «Ты чо, офуел (офуела)?» был сакраментальным, причем, разумеется, вместо «ф» в оригинале употреблялась другая буква. Ларисса на их фоне казалась аристократкой с голубой кровью, а может, она такою и была. Единственной из ее приятельниц, кого не встретила Лерон в сауне, была Евгения, директриса магазина «Красный шерл». Впрочем, Лерон ее вообще не видела, потому что войти в этот магазин она не могла себя заставить: название упорно читалось как «Красный херь», и ничего поделать с этим своим извращенным восприятием было невозможно. То каменье херь, которое обнаружилось в кармане куртки, она сразу подарила Лариссе и больше старалась о нем не думать. Оно свое дело уже сделало, черт бы его подрал!

Как-то раз, увидев испуганное лицо Лерон, слушавшей матерную тираду одной из самых преуспевающих дам Нижнего Горького, Ларисса сказала, что все эти так называемые бизнес-леди — просто деревенские выскочки, купчихи, а их мужья — такие же купцы-хапуги, о каких в книжках можно прочесть.

— Нет на них нового Островского, нет Александра Николаевича! — говорила она, презрительно подергивая углом рта. — Я все Жужке говорю: отцепись ты от своей античности, пиши картины а-ля рюсс, а темы бери с полотен Кустодиева, Федотова, Перова и прочих. Представь «Неравный брак» Пукирева в современной интерпретации!

Лерон кивала: мол, представила, да, это потрясающе! — но разговора не продолжала. Как только упоминалось имя Жужки, ее точно столбняк сковывал. Она прекрасно понимала, что Ларисса почуяла неладное, не зря же она не раз и не два обмолвливалась о каких-то богатых дамах, которые домогались Жужки, тратили на него бешеные деньги, но так и «ушли ни с чем». У Лерон холодели пальцы от ревности, но она опускала глаза и отмалчивалась. Странным образом она не могла ревновать Жужку к Микке, хотя насмотрелась в доме, где теперь жила, кое-каких фильмов (смотреть порнуху здесь было в обычае, причем не для возбуждения, а просто ради интереса, как нормальные фильмы: Микка прихлебывал пивко, заедая попкорном, который он обожал, хотя Ларисса его за это презирала; она деликатно пила зеленый чай с квадратиком черного шоколада) и вполне представляла теперь, как выглядит сношение двух мужчин. И все же к реальному Микке ревности у нее не было, а вот к каким-то там воображаемым женщинам — ого, сколько угодно! В одном фильме прозвучала мысль, мол, настоящий, истинный, подлинный гомосексуалист на сношение с женщиной не способен, но Лерон пропустила ее мимо ушей. Она твердо и непоколебимо верила в то, что Жужка — не настоящий, не подлинный, не истинный, что он — нормальный, как и она, он просто попал в какие-то нестерпимые обстоятельства… она вот тоже ночь провела с Лариссой и Ладой, но разве можно ее после этого лесбиянкой считать?! Конечно, нет. Так и Жужка…

Но даже подумать об этом толком у Лерон почти не было времени. Днем ее не оставляли в покое Ларисса и Микка, ночью, уходя к себе, она долго не могла уснуть, трясясь под одеялом и напряженно вслушиваясь, не открывается ли дверь, не входит ли кто-то из них крадучись… Умом понимала, что они соблюдают некие правила игры, а поделать с собой ничего не могла: боялась, и все тут. И вдруг повезло: ее продуло около какого-то кондиционера! Простудилась! Разболелось горло! Не так чтобы очень, а все же довольно, чтобы сказаться больной. Она точно знала, что выкроит у своей новой жизни два часа свободы: Ларисса была записана в какой-то массажистке, вроде к настоящей, не к Ладе своей, а может, к кому-то другому, к парикмахеру, но Лерон, само собой, было на это глубоко плевать. Главное, что Лариссин сеанс совпадал по времени с Миккиным бизнес-ланчем с каким-то важным лицом. Лерон толком не знала, чем занимается ее муж, вроде маркетингом невесть чего, однако бизнес-ланч у него был назначен с каким-то профессионалом-взрывником (Лерон случайно услышала обрывок его разговора с Лариссой). Да хоть бы и с профессионалом-парашютистом, Лерон было это совершенно не интересно.

Убедившись, что Лерон целых два часа будет предоставлена сама себе, Ларисса с Миккой почему-то ужасно обеспокоились, как если бы она была трудным подростком-наркоманом с криминальными наклонностями, однако никто своих дел отменить не мог, поэтому на всякий случай вызвали во внеурочное время домработницу. Но она Лерон никак не мешала: возилась себе по хозяйству, а Лерон пошла в гостиную, включила компьютер и набрала веб-адрес, который был длинным и заковыристым, но она его знала наизусть. Этот адрес она подсмотрела, когда Ларисса и Микка разглядывали электронный каталог картин Жужки. Тут же была помещена его фотография, и Лерон, всегда любившая Булгакова, вполне могла бы сказать, что эта виртуальная фотография была то «единственно ценное, что она имела в жизни». Она улучала всякую минутку одиночества, чтобы хотя бы взглянуть на это незабываемое лицо, ну а сейчас, пользуясь неограниченной свободой, так и впилась в него глазами, ни о чем не думая и даже не предаваясь несбыточным мечтам, а просто наслаждаясь невероятным чувством близости с этим человеком и столь же невероятной силой свой любви к нему.

И надо же было именно сейчас кому-то объвиться!

Лерон с ненавистью прислушивалась к телефонным трелям, но не трогалась с места. Надоест же ему, наверное, наконец, аппарат терзать!

Ага, наконец-то и в самом деле надоело. Но тут же телефон снова разразился звонками. Лерон в ярости вскочила и схватила трубку:

— Алло! Никого из хозяев нет дома, позвоните вечером.

— А вы кто, домработница? — спросил веселый мужской голос.

— Нет, я… — смешалась Лерон. — Я невестка… в смысле… я хотела сказать, что ни Лариссы, ни Микки дома нет.

— Мне нужны именно вы, — последовал ответ.

Лерон почувствовала, что краснеет. Сколько раз он мечтала, глупо, безудержно мечтала о таком вот звонке Жужки! Но это не он, не его голос.

— Я?!

— Это вы — Лерон? — спросил мужчина.