Новый год со спецэффектами - Валентина Андреева Страница 46

Василиса Михайловна трижды попыталась задать вопрос: «Что-о-о?!» На четвертый это ей удалось. Я моментально сгребла чашки в кучу, не обращая внимания на многочисленные лужицы, разбежавшиеся по скатерти, и гордо, но быстро понесла себя и их на кухню. Через полминуты там же была Василиса Михайловна:

– Повтори, что ты сказала! – прошипела она.

Я уже опомнилась. Демонстративно выгребла из сушилки ножи и вилки, убрала их в стол, подумав, отправила туда же половник и, не мигая, уставилась в карие очи собеседницы. Не выдержав моего, надеюсь, пронзительного взгляда, она медленно закрыла лицо руками и принялась раскачиваться из стороны в сторону. Амплитуда колебаний все увеличивалась. Возникла реальная угроза, что живой маятник окончательно слетит с катушек.

– Этого никто не видел!

Доза примененного мной успокоительного средства не совсем благотворно подействовала на Василису Михайловну. Колебания прекратились, зато последовавшие за ними разброд и шатания женщины по кухне грозили и ей самой, и кухне инвалидностью. Но я в тот момент думала только о своем здоровье. Улучив подходящий момент, развернула Василису Михайловну к двери и выпустила на простор холла.

На диване сидел Карл Иванович и терпеливо ждал объяснений. Замечательный человек. Прийти на выручку жене ему мешали слабость и полнейшее смятение чувств.

– Васенька, это правда?

Васенька ничего внятного сказать не могла. По-прежнему шествовала вслепую, с лицом, закрытым ладонями. Я выступала в роли поводыря.

Вид Карла Ивановича мне очень не понравился. Цветом лица он опять стал напоминать белый нарцисс. Оживление вносил только красный, заплывший от стыковки с Наташкиным локтем, глаз. Осторожно подкинув к нему на диван жену, я как можно мягче пояснила:

– Она сделала это нечаянно. Целилась в залетную из прошлого муху, из которой сама же раздула слона.

– Откуда вы знаете про прошлое? Васенька, позволь, я немного отодвину ногу, ты мне ее прищемила.

Я пожала плечами и заявила:

– Догадалась…

– Это возмездие, Карик, – прошептала Василиса Михайловна, отнимая от лица руки. На лице была истинная мука и отчаяние. – Через столько лет…

Чувство жалости было подобно шквальной волне. Оно захлестнуло меня с головой. Но тут со второго этажа донеслось шарканье тапочек, которое подействовало отрезвляюще. Я мигом собралась и с чувствами, и с мыслями, не преминув просыпать на стол сахар.

– А-а-а, к счастью, – предупредила присутствующих, заботливо раскидывая кучку в разные стороны, и прижала палец к губам, призвав к окончанию переговоров. Мне неуверенно заулыбались.

– Вам сейчас самое время жить в свое удовольствие, – громко заявила я. – Самое главное, не надо вскакивать по утрам и нестись на работу. Сами себе хозяева… Василиса Михайловна, вы назвали мужа Кариком. Что-то не вяжется с именем Карл. Больше подходит вариант «Карлик». Была такая детская песенка: «Карлик мой, карлик мой, что ты прячешь под полой?»

– Напоминаю, что ты вышла из грудничкового возраста. Сейчас даже дети младшей группы детского сада знают, что прячет под полой мужское сословие, независимо от роста, – позевывая, сказала Наташка, спускаясь с лестницы. Впереди нее скакала Денька. – Машка спит сном праведницы, а я себе всю щеку отлежала. А правда, Карл Иванович, откуда у вас такое громкое имя? Денька, сидеть! Сейчас гулять пойдем.

– Отец был истинным коммунистом-ленинцем. Назвал в честь Карла Маркса. А сестру – Кларой. В честь Клары Цеткин. В школе меня действительно карликом дразнили, потом буква «л» незаметно выпала.

– Самое смешное, что он был самым высоким в классе и с двоек на тройки перебивался, пороча имя вождя мирового пролетариата, – вымученно хихикнула Василиса Михайловна, заискивающе глядя в мою сторону. Я снова ощутила приступ жалости.

– У вашего отца было плохо развито чувство ответственности, – глубокомысленно заметила Наташка. – Позаимствовав у Карла Маркса имя, следовало до кучи подарить вам и капитал. Я не имею в виду научный труд.

– Я получил в наследство теорию марксизма-ленинизма и старенький, не из первых рук, «Запорожец». Той самой модели, которую звали «консервная банка». А Клара вообще вышла замуж бесприданницей. Во время фестиваля познакомилась с одним студентом из Канады, через два года вопреки воле отца с ним расписалась, укатила за границу и даже писем не пишет – обиделась. Вернее, сначала писала, да отец запретил отвечать изменнице Родины и коммунистическим идеалам. Теперь она не Клара, а Клэр.

– Мы недавно пытались связаться с ней по старому адресу, но ее семья переехала в другое место, – вздохнула Василиса Михайловна. – А как было бы хорошо Алечке съездить к родне за границу, попрактиковаться в языке…

– Язык у нее и так длинный, – утешила Наташка. – Доводилось слышать, как она на мать огрызается. Пойдем, Денечка, выгуляем Ирину Александровну.

Она деловито подошла к вешалке и строго спросила:

– Кто украл мою куртку?

Порылась в ворохе одежды и удивленно оглянулась на меня:

– А кто украл твою куртку? И зачем было воровать две одинаковые куртки? Хотя у них цвета разные. И Машкина куртка пропала.

– Это бабка Варвара подсуетилась, – поторопилась я с ответом. – Наверное, решила распродажу на том свете устроить. «Секонд-хенд».

– Можно подумать, ей есть когда секонхендить… Подожди… Я же сама все украла и пристроила на батареи сушиться. Ночью. Когда мы с прогулки вернулись. Тебе, конечно, это в голову не пришло. Шмотки, скорей всего, перегрелись…

Подруга сунулась к окну.

– Нет, не перегрелись. Тут с улицы сифонит. Подушка не оправдала наших надежд. Надо бы окно заколотить. Ир, тащи из котельной остатки гроба, гвозди и кувалду… Нет, ее не тащи… Она на улице осталась. Поищи в шкафу нормальный молоток. Кстати, Карл Иванович, как вы загремели в этот деревянный ящик? И зачем хорошее кресло на улицу выкинули?

– Я… ничего не помню.

– Уж сколько раз твердили миру… – надо меньше пить!

Мне было ясно, что Карл Иванович правды не скажет. Либо ничего не помнит, либо не хочет подставлять Машуню. Ну никак не может уверовать в то, что она ни при чем!..

– Наталья, сколько гвоздей тащить?

– Не нужно никаких досок с гвоздями, я еще немного полежу и сам все сделаю, – твердо заявил Карл Иванович. – На чердаке есть куски фанеры. Если не трудно, потом принесите. Постарайтесь подобрать под размер окна.

– Ваш чердак закрыт на замок, – напомнила Наталья.

– Я знаю. Сам закрывал. Ключ в кармане синей душегрейки, раньше она на вешалке висела. Надо бы просто щеколду сделать, да под рукой только замок был. А лучше всего, дождитесь Марии. Дочь лучше разберется. Пока можно уплотнить окно одеялом. Ничего, не замерзнем.

Мне совершенно не хотелось тратить драгоценное время на поиски фанеры. С планами на экскурсию по дому, включая прогулку по чердаку, можно и повременить. Кроме того, я была уверена, что ключа в синей душегрейке мы не найдем. Уже слазила по карманам. Да и самого злоумышленника-невидимки в доме Гусевых не должно быть, где-то отсыпается после бессонной ночи. Может быть, даже в больнице. Там, по крайней мере, тепло. Хм, чердак… А вдруг? Ненавижу падать с лестницы. Огреет чем-нибудь по головушке…