Тайны Истон-Холла - Д. Дж. Тейлор Страница 45

Прожив в Лондоне половину из своих сорока лет, он сразу узнал знакомые места. В отдалении, над окружающими зданиями величественно поднимался черный купол собора Святого Павла. Обволакивающие его клочья густого тумана, несколько смягчая очертания собора, придавали ему невесомый вид плывущего в полутемном море кирпича и бетона здания. Чуть ближе, посреди бесчисленных башенок и шпилей, виднелся корпус Ньюгейтской тюрьмы с бесчисленными окнами-бойницами, свет из которых разрезал окружающую мглу. Еще ближе — Смитфилд, оптовый рынок мяса и битой птицы, больница Святого Варфоломея, огни железной дороги, подобно огромной артерии соединившей Кларкенуэлл-роуд и Чартерхаус-стрит.

Величие этой панорамы и ощущение собственной незначительности заставили Дьюэра быстро двинуться вниз, принимая на ходу решения, на которые он прежде не считал себя способным. Он непременно найдет какие-нибудь слова, не раскрывая истинной сути дела, чтобы успокоить жену. Что касается его самого, то он прогонит из головы все посторонние мысли и сосредоточится на выполнении задачи.

Достигнув подножия холма, Дьюэр пошел на юго-восток и места эти были более знакомы. Уже стемнело, на тротуарах, ярко освещенных уличными фонарями, теснились тележки с продуктами и разнообразные лавки. Здесь Дьюэр немного задержался, вновь нервно нащупывая монеты в кармане пальто и думая, что такого недорогого можно купить жене. Остановившись в конце концов на полуфунте креветок и банке рыбных консервов, он двинулся в сторону Фаррингдон-роуд. Дом на Кларкенуэлл-Корт был погружен в полную темноту. В его комнате тоже не горел свет, огонь в камине погас, и лишь неровное дыхание жены выдавало человеческое присутствие. Но хотя двигался Дьюэр неслышно и так же тихо присел у камина, пытаясь с бесконечным терпением раздуть огонь, женщина зашевелилась.

— Это ты, Джон?

— Я, не волнуйся. Смотри, сейчас огонь разгорится, приготовлю ужин.

— Знаешь, что-то совсем мне худо. Слабость страшная. Ужин, говоришь?

В камине появились первые языки пламени, Дьюэр зажег лампу и продемонстрировал жене свои покупки.

— А разве тот господин не за долгом приходил?

— Э-э… ну да. В каком-то смысле да. Но с другой стороны, денежки появились. И работа тоже. Сейчас все расскажу.

— Здорово, Джон!

Огонь в камине разгорелся вовсю. Жена с усилием поднялась с кровати и начала выкладывать креветки на блюдце. Что ж, надо надеяться, что Дьюэры провели не такой уж плохой семейный вечер.

К некоторому своему удивлению — ибо до известной степени ему все еще казалось, будто все его договоренности с посланцем мистера Пертуи чистая химера, — Дьюэр быстро убедился, что события в основном развиваются по плану Грейса. Уже на следующее утро он отправился в ломбард на Кларкенуэлл-роуд, с хозяином которого в последние недели весьма сблизился, и за тринадцать шиллингов шесть пенсов выкупил из заклада свой костюм. Это был хороший костюм, приобретенный незадолго до того, как он перестал быть бакалейщиком. Разложив его на кровати, Дьюэр сразу заметил, насколько тот отличается от всех иных предметов одежды, имеющихся в комнате. Это как раз то, что нужно. В то же время даже самый большой оптимист понял бы, что ему предстоят еще расходы. Ботинки, как наглядно подтвердила вчерашняя экскурсия на Примроуз-Хилл, разваливались на куски, а шляпа с высокой тульей, валявшаяся в стенном шкафу вместе с деталями сломанного отжимного катка, насквозь проедена молью. Взяв еще один из оставшихся четырех соверенов, Дьюэр отправился в универмаг на Розамон-стрит и выложил десять шиллингов за пару ботинок. Завершила его гардероб шляпа, обнаруженная в витрине комиссионного магазина и облегчившая, да и то лишь в результате весьма долгих переговоров, его карман еще на пять шиллингов девять пенсов.

— Ну и как я тебе? — повернулся он к жене, закончив туалет и удовлетворившись, за неимением зеркала, разглядыванием собственной персоны в чайнике.

— Отлично выглядишь, Джон, право слово, замечательно.

— Как насчет ленты на шляпу? Впрочем, не стоит. А перчатки?

В конце концов было решено, что перчатки можно достать у миссис Хук, швеи из квартиры этажом выше. В течение всего этого времени лицо Дьюэра — а он всячески пытался скрыть это от жены — сохраняло печальное выражение. Он не мог не понимать, что, даже пребывая в неведении относительно конечных целей Грейса, все его действия иначе как аферой не назовешь. Нынешнее одеяние, и в особенности шелковая шляпа, лишь усиливало тревогу. Он со страхом думал о том, что, едва выйдя из дома, выдаст себя уже одним своим видом и уж наверняка вызовет подозрение у полисмена, регулирующего уличное движение. Впрочем, постепенно это чувство улетучилось. Насколько ему известно, никакого преступления он пока не совершил. Да и вообще не исключено — а за эту мысль он цеплялся, как приговоренный к смерти, перед которым вдруг забрезжила надежда на помилование, — что не такое уж это темное дело и, может, оно приличнее, честнее, чем кажется. Разумеется, все эти тяжелые раздумья скрыть от жены так и не удалось. Как-то вечером, когда чудеса портновского искусства обрели завершенную форму и мистер Дьюэр предстал перед ней в новом виде, миссис Дьюэр довольно мрачно заметила:

— По-моему, Джон, ты не очень-то в восторге от новой работы.

— Пожалуй, ты права. Не очень. Видишь ли, — наугад заговорил он, понимая, что просто не в состоянии поделиться с ней страхами, сжигающими его изнутри, — в каком-то смысле это та еще головная боль. Ну и конечно, тебя одну оставлять не хочется.

— Ну, об этом можешь не волноваться (белое как мел лицо миссис Дьюэр вряд ли подтверждало эти слова). Миссис Хук обещала позаботиться обо мне. Знаешь, давай молиться, чтобы на этот раз тебе повезло. Такой шанс нельзя упускать.

— Ну да, конечно. — Хотя по выражению лица мистера Дьюэра нельзя было сказать, будто он слишком верил в успех предприятия.

Под конец второго дня, прошедшего после встречи с Грейсом, Дьюэр вдруг так разнервничался, что чуть ли не продал костюм и все остальное, чтобы вернуть пять соверенов. Но наутро на скрипучей лестнице послышались чьи-то шаги. Это оказался почтальон — не тот, что обычно разносит корреспонденцию по домам на Кларкенуэлл-Корт, а другой. В письме, на обратном адресе которого значилось «Картер-лейн», оказалась, как и сулил Грейс, пятидесятифунтовая банкнота, перечень ранее оговоренных дел, а также указание как можно скорее выехать в Большой Ярмут. Письмо было получено в девять утра, а в десять, одетый с иголочки, что явно вызвало одобрение со стороны швейцара, открывшего ему с почтительной улыбкой дверь, Дьюэр вошел в банк на Лотбери. Благодаря оказанному ему приему открыть счет на имя мистера Джеймса Ропера, как и заключить соглашение с представителями господ Балструд в Восточной Англии, оказалось чрезвычайно просто, и уже в одиннадцать Дьюэр направился на вокзал Шордич. Заплатив одиннадцать фунтов три пенса за билет до Большого Ярмута и обратно, отдал чемодан носильщику и позволил препроводить себя в вагон второго класса, где удивительно пахло анисом и сидела пожилая дама, держа проволочную дорожную корзину с пекинесом.