Моя малышка - Мэри Кубика Страница 44

– Ты знала, что тараканы могут жить без головы неделю? – шепотом спросил он.

Это был Мэттью. Узнала по голосу.

– Правда? – отозвалась я, тоже шепотом, села на кровати и оперлась на локти. В комнате было почти темно, только фонарь за окном мигал – то включится, то опять выключится. И так всю ночь.

– Ага, – кивнул Мэттью. – Иногда даже целый месяц. А дохнут оттого, что им пить нечем.

– Надо же.

Минуту или около того Мэттью стоял в полном молчании, потом закрыл дверь и вернулся в свою комнату. На следующий день нашла под матрасом книгу. От посторонних взглядов ее прятало лоскутное одеяло и оборки на матрасе. Это была детская энциклопедия про насекомых и пауков. Сразу поняла, что книгу принес Мэттью. Когда Джозеф ушел на работу, а мальчики отправились на автобусную остановку ждать школьный автобус вместе с соседскими ребятами, которые толкали и дразнили их, я села на кровать и буквально проглотила энциклопедию в один присест.

В Огаллале я ходила в школу, поэтому читать научиться успела. Мама каждый вечер перед сном просила меня что-нибудь прочесть ей вслух – то заметку из модного журнала, то рецепт из кулинарной книги Джулии Чайлд, то письмо. Читала я хорошо. За день изучила энциклопедию Мэттью от корки до корки и тайком отнесла обратно к нему в комнату. Спрятала под кроватью, пока Айзек или Джозеф не вернулись. Узнала много нового про уховерток, богомолов, цикад и стрекоз. Оказалось, продолжительность жизни слепня – от тридцати до шестидесяти дней, королева пчел на зиму зарывается в землю и впадает в спячку, а периодических цикад можно увидеть только раз в тринадцать – семнадцать лет.

Через несколько дней Мэттью подложил мне в комнату новую книгу – «Морские анемоны». Из нее я узнала, что морские анемоны, они же актинии, похожи на цветы, но на самом деле это кораллы. Актинии хищники, и они не стареют, как другие животные и растения. В книге говорилось, что они бессмертные. Оказалось, они охотники – впрыскивают в свою добычу парализующий яд и проглатывают. Питаются они рыбой, креветками и планктоном. Мне эти актинии совсем не понравилось – с виду такие красивые и воздушные, а на деле жестокие и коварные. Заманивают своих жертв в ловушку, прельщая очарованием. Нет, так нечестно, подумала я.

Еще через несколько дней под матрасом обнаружилась энциклопедия «Горные породы и минералы». Потом еще одна книга, и еще. Почти каждую неделю Мэттью потихоньку приносил мне что-нибудь из школьной библиотеки. Так я прочла «Паутинку Шарлотты», «Дневник маленькой девочки» и «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире». Чтению посвящала каждую свободную минуту, когда не убирала дом, не мыла Мириам и не готовила на ужин салат с треской и сэндвичи.

Время от времени посреди ночи Мэттью останавливался у двери моей спальни по пути в туалет или на кухню за стаканом воды. Я научилась отличать шаги Мэттью от шагов Джозефа. Мэттью шел тихо, осторожно, а возле моей комнаты замирал в нерешительности. Джозеф же, наоборот, шествовал уверенно. В мою белую дверь он заходил без малейших сомнений и колебаний. Мэттью открывал ее медленно, осторожно, чтобы не скрипнула, а Джозеф сразу раскрывал нараспашку, не боясь, что шум разбудит домочадцев. Мэттью оставался всего на пару секунд и уходил, сообщив какой-нибудь любопытный факт, который мне был совершенно не нужен, – и ему, скорее всего, тоже. Впрочем, дело было не в фактах. Между нами установилась связь, что-то вроде дружбы.

Я была не одна. В одну ночь Мэттью говорил:

– Ты знала, что крокодил не может высунуть язык?

В другую:

– Ты знала, что единственное слово с тремя буквами «е» подряд – «длинношеее»?

Приходилось признаваться, что нет, всего этого я не знала. Потом остаток бессонной ночи проводила, пытаясь подобрать еще одно слово, в котором три «е» подряд. Вот Мэттью удивится, когда утру ему нос. Но на ум приходили только похожие слова – «короткошеее», «толстошеее»… Так ничего и не придумала.

– Ты знала, что Венера – самая жаркая планета? Температура поверхности четыреста пятьдесят градусов Цельсия.

Что такое градусы Цельсия, я не знала, да и планеты припоминала с трудом. Много воды утекло с тех пор, как я сидела в классе школы в Огаллале и учила про Солнечную систему и про то, что температуру измеряют в градусах. На следующий день Мэттью принес книгу по астрономии.

А однажды спросил:

– Ты знала, что моим родителям платят почти двадцать баксов в день за то, что они тебя воспитывают?

– Серьезно? – удивленно спросила я. Понятия не имела, что людям за это полагается вознаграждение. – Кто им платит?

Может, деньги берут из крошечных сбережений, которые скопили мама и папа? Или социальная работница раскошеливается?

Мэттью покачал головой в темноте:

– Никто. Это государственные деньги, от штата Небраска.

Он стоял в дверях в клетчатых пижамных штанах и белой майке с желтыми пятнами спереди. Мэттью был высокий и тощий, и майка уже была ему коротка.

– За Лили штат тоже платит? – спросила я.

Неужели Пол и Лили Зигер нашли легкий способ зарабатывать двадцатку в день, заботясь о моей сестренке?

Но Мэттью ответил – нет.

– Тем, кто усыновляет детей, денег не дают. Наоборот, твоим Зигерам самим пришлось заплатить, чтобы им отдали Лили. Десять тысяч долларов или около того.

– Сколько? – подскочила я. Десять тысяч долларов – очень большая сумма. Получается, Зигеры купили мою сестренку, точно товар в магазине. Не знала, что и думать – то ли радоваться, что ради Лили они готовы были выложить такие деньги, то ли огорчаться, что с ней обращаются, будто с вещью. Прямо список покупок – одежда, арахисовое масло, спрей от насекомых, ребенок…

Подумала – интересно, если когда-нибудь у меня будет больше десяти тысяч долларов, смогу ли я выкупить Лили обратно? А может, Зигеры сами ее вернут – как покупку, которая не устроила, не подошла. Тогда скоплю денег и заберу ее себе.

Но что меня уж точно смутило, так это то, что Джозефу и Мириам платят за опекунство. Получается, меня, в отличие от Лили, не покупали.

– Откуда ты знаешь? – спросила я у Мэттью.

Тот пожал плечами:

– Просто знаю, и все.

Потом закрыл дверь и ушел.

– Почему ты ни разу не попыталась сбежать? – спрашивает Луиза Флорес.

Дежурный в углу, успевший расслабиться и откинуться на спинку стула, кажется, тоже желает услышать ответ на этот вопрос. Действительно – почему я не предприняла ни одной попытки побега? Кошусь на него. Дежурный устремил на меня внимательный взгляд карих глаз, в котором читается вопрос: «Вот именно – почему?» Одет в синюю форму, которая слишком ему велика. Он еще совсем молодой парень.

– Мне было страшно, – отвечаю я. – Боялась остаться, боялась уйти. Боялась, что Бог прогневается, если ослушаюсь Джозефа. Так он мне говорил, и я в это верила.