Лекарство от хандры - Варвара Клюева Страница 44

Из небытия Сарычев вынырнул только в декабре девяносто седьмого. Именно тогда он заявился в родную жилконтору выписываться. Паспортистка призналась, что прибыл Аркадий в неприемные часы и так ее очаровал — при помощи взятки, вестимо, но об этом скромница умолчала, — что она не только приняла его, но и пообещала закончить канитель с выпиской за два дня. И сдержала слово. А куда же прописался наш герой? — спросишь ты…

— Спрошу, — подтвердил Селезнев, закуривая.

— А прописался он в престижном кирпичном доме неподалеку от метро «Новокузнецкая», где незадолго до описываемых событий купил роскошную трехкомнатную квартиру.

Селезнев поднял бровь.

— А источники дохода известны?

— Судя по налоговой декларации — спекуляции на биржах ценных бумаг. Да-да, не удивляйся: наш Аркаша, как честный гражданин, исправно платит налоги. И, между прочим, немалые. Ты не поверишь, но он умудрился рассчитаться с мытарями уже за прошлый год, хотя новому всего-то три недели от роду. Человек, можно сказать, удрал из-за новогоднего стола, чтобы поскорее наполнить государственную казну.

— И он действительно играет на бирже?

— Да. И на фондовой, и на валютной. И действительно удачно, я проверил.

— А откуда у него первоначальный капитал? Мы с тобой, например, даже при невероятном везении много на свою зарплату не выиграем. Для получения больших доходов нужно сначала потратить большие деньги.

— О, тут можно только строить догадки. Видишь ли, Федя, все старые связи Сарычев оборвал, а с новыми знакомыми делиться воспоминаниями о своем туманном прошлом не торопится. Самым осведомленным оказался его сосед по Новокузнецкой, мелкий банкир, чудом переживший кризис, во многом, кстати, благодаря Сарычеву, которого убедил стать клиентом банка. Фамилия у банкира на редкость подходящая — Проценко. Даже забавно. Так вот, этот самый Проценко предполагает, что в середине восьмидесятых Аркаша был мелким фарцовщиком, и переход страны к рынку пришелся ему как нельзя кстати. Спекуляция импортными шмотками перестала быть уголовно наказуемым деянием и приобрела статус честного бизнеса. Сарычев к тому времени поднакопил кое-каких сбережений, а главное — приобрел необходимые навыки и связи. Одним словом, сосед-банкир, опираясь на скупые обмолвки Аркадия, сделал вывод, что начальный капитал получен от мелочной торговли. К биржевым спекуляциям его якобы подтолкнула печально знаменитая афера «МММ». Это тоже не точно, но Проценко как-то обратил внимание, что при упоминании Мавроди сытая рожа Аркадия становится прямо-таки мечтательной. Посему банкир пришел к заключению, что его клиент вкладывал все свободные деньги в скандально известные акции и успел вовремя «соскочить». Вот, собственно, и все, что мне удалось откопать. Как видишь, ни малейшего намека на причину бандитского нападения. Будь Аркадий Антонович политиком или серьезным бизнесменом, я бы занялся конкурентами. А какую выгоду можно получить, устранив биржевого спекулянта?

— Деньги? — предположил Дон.

— Намекаешь на наследников? Но, насколько мне удалось выяснить, помимо родителей, наследников у Сарычева нет. Ты можешь поверить, будто старики-пенсионеры, жившие всю жизнь на трудовые копейки, наняли киллера, чтобы ухлопать единственного сыночка и завладеть его не праведными деньгами? Я — нет. Если сомневаешься, сходи посмотри на них сам.

— Обязательно схожу. Но не потому что сомневаюсь. Я согласен с тобой: честным труженикам советского образца вряд ли придет в голову заказать убийство сына ради денег. Разве что последствия перестройки сказались на их психике самым плачевным образом. В общем, мотив наследства можно отложить на самый черный день. Но тогда возникает другое естественное предположение: причина нападения на Сарычева кроется в его загадочном прошлом. Неужели тебе не удалось найти никого, кто общался бы с ним в промежутке с восемьдесят второго по девяносто седьмой год?

Халецкий покачал головой.

— Никого. А я искал. Беседовал с одноклассниками Сарычева, оставшимися жить в родительских гнездах, взял список студентов МЭИ, учившихся в одной группе с Аркадием, разыскал их по телефону. Но все, с кем я успел поговорить, твердили, что Сарычев никогда не водил с ними дружбу и, честно говоря, они с трудом вспоминают, кто это такой. Только один мужик — бывший староста группы дал Аркаше вполне внятную характеристику: «Недалекий, хитрый, жадный, высокомерный индивидуалист, лишенный каких бы то ни было идеалов». Ты бы хотел иметь такого другом? Вот то-то и оно. Но заметь, чем бы ни занимался Сарычев в прошлом, в поле зрения нашего ведомства он ни разу не попадал. В отличие от своего телохранителя.

Селезнев навострил уши.

— А что телохранитель?

— Ничего страшного, расслабься, — поспешил успокоить его Халецкий. Он помолчал и неожиданно взмолился:

— Слушай, Федор Михалыч, я тебе все как на духу расскажу, только дай мне сначала чего-нибудь пожрать, а то в кишках будто волынка играет!

— Что же ты сразу не сказал? — упрекнул его Дон. — Подождешь минут десять? Я сгоняю в ночной супермаркет.

— К черту буржуев с их супермаркетами! У тебя вермишель найдется? Ну и отлично! Сварим ее, накрошим туда этот престарелый кусок сыра, посыплем специями и слопаем за милую душу. Небось, выйдет не хуже, чем ихняя гнусная мороженая пицца. Давай сюда кастрюлю и вермишель!

Голодный Халецкий оттеснил хозяина от плиты и взялся стряпать. Поставив кастрюлю с водой на огонь, он не без труда отыскал в кухонном шкафчике старую терку и принялся ожесточенно возить по ней сыром.

— Тупая, с-собака! Ну ничего, и не таких обламывали, — бормотал он себе под нос, не прекращая физических упражнений.

— А ты не можешь одновременно тереть сыр и рассказывать? — осторожно спросил Дон.

— Нет. Стряпня — дело тонкое. Она, брат, требует внимания и сосредоточенности. Это тебе не раскрытие убийств. Да ты посиди, отдохни. Через пять минут я буду в полном распоряжении господина капитана.

Селезнев смирился. На его счастье, вермишель была быстроразваривающейся. Не прошло и десяти минут, как кастрюля с горячим неаппетитным месивом перекочевала с плиты на стол. Халецкий гордо отверг тарелки, сунул Дону в руку столовую ложку и навалился на еду.

— Ты ешь, не стесняйся! — подбодрил он хозяина. — Она только с виду сопливая, а на вкус — вполне ничего. — Через некоторое время он отвалился от кастрюли, ласково похлопал себя по животу и объявил:

— Ну-с, приступим. Тебе как рассказывать — с подробностями или только суть?

— Лучше с подробностями.

— Хорошо. Значит, так: телохранителя зовут Кузнецов Василий Русланович.

— Василий? — переспросил Селезнев.

— Ну да, а что тебя удивляет? Вполне нормальное имя. На мой взгляд, удивляться надо отчеству. Руслан Кузнецов звучит как-то чудновато, ты не находишь? А во всем виновата буйная фантазия беспутной мамаши Кузнецова. Это она изобрела имя для несуществующего папеньки. Девчонка произвела младенца на свет, едва сама вышла из младенческого возраста. Гулена, шалава, дуреха — так отзывается о ней родная мать, то бишь бабка Василия, Анна Степановна, которая и воспитала мальчика. А родительница Вера погибла по пьяной лавочке, когда парню исполнилось семь. Замерзла насмерть в двух шагах от дома. Впрочем, по словам почтенной Анны Степановны, воспитанием ребенка ее дочь никогда не занималась. Колоритная, скажу я тебе, старуха: семьдесят лет, а прямая, как жердь, голос иерихонская труба, и матерится похлеще пьяного извозчика. Ну, последнее понятно. Бабушка всю жизнь проработала диспетчером на автобазе, а там нужна особая закваска.