Тридцать дней тьмы - Дженни Лунд Мэдсен Страница 43

Зубы клацали не переставая. Это было предательство тела, которое никак не хотел покидать страх. Ханна чувствовала, что ей невыносимо жарко: кожа ее горела, по ней сбегали капельки пота. Она сидела, закутавшись в полотенце, в сауне на конеферме. Дверь открылась, и показался гривастый проводник, который протянул ей бутылку виски. Никогда еще Ханна не была так рада видеть мужчину, как сейчас, в слишком узком, обернутом вокруг бедер полотенце, с волосами, собранными в слишком длинный конский хвост. Ей не оставалось ничего другого, как кивнуть. Проводник вошел внутрь и закрыл за собой дверь. Сев рядом, он зубами вытащил пробку и отдал виски ей. Ханна взяла бутылку, сделала изрядный глоток и почувствовала, как растекающаяся внутри жидкость наполняет все тело блаженным теплом. Проводник также отхлебнул и вставил пробку на место.

– Тебе лучше?

Ханна кивнула, с алкоголем в крови все и вправду выглядело немного лучше.

– Такого раньше действительно никогда не случалось. Разумеется, тебе вернут все деньги.

Ханна покачала головой – черт с ними, с деньгами. От унижения не откупишься. Она прищурилась, пытаясь забыть вид Йорна на противоположном берегу речушки. Все в ней пылало. Телесная дрожь прекратилась. Внезапно у нее возникла мысль, она повернулась к обладателю лошадиной гривы.

– Он знал, что я приеду туда?

– Второй датский писатель?

– Он никакой не писатель, он – франшиза.

Ханне стало слегка неловко за резкий ответ. Гривастый проводник здесь вовсе ни при чем.

От жара печки кожа исландского проводника покрылась капельками пота; он сидел и смотрел прямо перед собой – видимо, обдумывал ее слова. Наконец он кивнул и посмотрел на Ханну.

– Он твой любовник или что-то в этом роде? Он очень обрадовался, когда увидел тебя.

Ханна фыркнула. Любовник? Она сделала еще глоток виски. На этот раз вкус показался ей куда более горьким.

– Враг?

Задав вопрос, проводник перехватил бутылку из рук Ханны. Ханна прикрыла глаза, наслаждаясь ощущением, что виски как будто слегка покалывает кожу изнутри.

– Я ненавижу в нем все. Я ненавижу то, как он улыбается, я ненавижу звук его голоса, я ненавижу все, за что он выступает. Я ненавижу то, что он называет себя писателем, я ненавижу его книги, и я ненавижу, что люди читают их и он им нравится. Я ненавижу его успех.

Ханна открыла глаза, в сауне стало очень темно. Она почувствовала, что после непривычного приступа честности ей значительно полегчало. Гривастый проводник встал, плеснул воды на печку, снял с себя узкое полотенце и несколько раз взмахнул им, так что волна жара проникла в тела их обоих. Затем он снова сел и откинулся назад. Они продолжали впитывать тепло.

– Я тоже раньше часто завидовал успехам других. Часто и подолгу проклинал то, что менее талантливые, чем я, получают такие возможности, о которых я мог только мечтать.

Ханна взглянула на него.

– А кем ты был?

– Артистом театра.

Ханна кивнула.

– И что заставило тебя перестать их ненавидеть?

Гривастый проводник взглянул на огонь в печке и, слегка помедлив, ответил:

– Ничего. Я по-прежнему их ненавижу.

– Но ты больше не играешь в театре?

Он кивнул.

Путь домой показался ей необычайно длинным. Джип скакал по грунтовой дороге, уже стало смеркаться, хотя день вроде бы только начался. Ханна включила дальний свет. Вообще-то она всегда была ночной птицей – совой, однако многочисленные дневные вариации темноты стали уже ей надоедать. Оставалось надеяться, что она не впадет в зимнюю депрессию до того, как ее книга будет закончена. Нельзя сказать, что, возвращаясь с конной прогулки, Ханна увозила с собой заряд вдохновения. Она с раздражением отметила, что досадное появление здесь Йорна отрицательно сказывается не только на ее мотивации, но и на сборе материала. Однако в одном она была уверена: если что и станет основной темой ее детектива, так это месть. Месть во всех мыслимых ее проявлениях. Может, ей стоит уже принять решение, кто же будет убийцей, поскольку прежде, чем повествование станет по-настоящему захватывающим, в нем должно появиться еще несколько подозреваемых. Она слегка увеличила скорость, чтобы поскорее вернуться домой и заняться книгой.