Волчья сотня - Наталья Александрова Страница 42

Борис оценил позицию. Теперь уже не удастся убежатьвнезапно. «Хорек» сразу же станет стрелять, а у Саенко винтовка за спиной, покаон ее достанет. Тут из-за поворота показались еще трое красноармейцев. Борисвстретился глазами с Саенко и едва заметно покачал головой.

– Ну, как хотите, – отступил Саенко, – я вону тех товарищей огоньку спрошу.

Пожилой, которому хотелось курить, а табака своего не было,все раздражение из-за поведения своего напарника перенес на Бориса, ругал всюдорогу белую сволочь и обещал, что вскорости сметут их всех с лица земли, какнечисть поганую. Дошли до старого депо. Это было довольно-таки большое здание сжелезными воротами, возле которых толпились женщины. Красноармеец у входа вялоотгонял их, устав уже ругаться. Женщины не уходили, пытались вступить скрасноармейцем в разговор, слышались крики и плач детей, которых матери привелис собой.

– Расступись! – заорал «хорек» и постучал вворота.

Когда ворота приоткрылись, поднялся жуткий крик и визг.Женщины лезли ближе, пытались заглянуть внутрь, выкрикивали имена мужей исыновей.

– Борис! – послышалось вдалеке.

Борис споткнулся и встал на месте.

«Нельзя оглядываться, – внушал он себе, – заметят,узнают, будет только хуже…»

«Хорек» толкнул его в спину прикладом винтовки да еще пнулногой, и перед тем как железные створки ворот захлопнулись, Борис все жеоглянулся на голос. Она стояла там, среди женщин, такая одинокая и беззащитная.Светлые волосы разметались по плечам. Она прижала руки к сердцу и тяжелодышала. Видно, бежала всю дорогу от ЧК до депо, чтобы успеть раньше. Слезытекли не переставая, оставляя на запыленных щеках светлые дорожки.

– Боря, Боренька, – прошептала она, но Борисуслышал.

Помещение, носившее в городе название депо, являлось насамом деле огромным каменным сараем, пол был твердый, возможно, тоже каменный.О том, что раньше это помещение действительно имело отношение к паровозам, говорилиостатки рельсов, что лежали на полу, Борис больно ударился о них коленом,пролетев от толчка похожего на хорька конвоира. Вскочив на ноги, он огляделся.Его окружали высокие серые стены без окон. То есть окна в здании когда-тоимелись, только сейчас они были наглухо заложены кирпичом. Свет попадал впомещение сквозь дыры в крыше. Очевидно, приспособив старое здание под тюрьму,красные озаботились только забить окна и починить ворота, чтобыконтрреволюционные элементы не удрали, остальное их мало волновало.

Помещение было поделено на две неравные половины. Возлеворот образовалось пустое пространство, и чуть справа сидели несколькокрасноармейцев, а рядом стоял пулемет, направленный в глубь депо.Красноармейцами распоряжался матрос в кожанке.

– Чего стал? – рявкнул он на Бориса. –Проходи, не задерживай.

Вся дальняя и большая половина помещения была заполненалюдьми, преимущественно мужчинами, но попадались и женщины – простоволосые и вплатках. Одна старуха сидела в стороне, бормотала про себя молитвы и частокланялась, касаясь лбом пола. Борис пытался найти свободное место у стены, новезде сидели и лежали люди прямо на холодном полу. Он наступил на чью-то руку,его обругали, потом человек сел, зевнул и подвинулся.

– Здравия желаю, ваше благородие! – протянул он,вглядевшись в Бориса. – Присаживайтесь, гостем будете.

«Как это он в полутьме разглядел, что я изблагородных, – думал Борис, усаживаясь на грязном полу, – очевидно, ивпрямь что-то в лице у меня есть, если мальчишка этот, подлец малолетний, сразуопределил, что я офицер, да и Черкиз с первого взгляда понял. И ведь чтоинтересно: офицер-то я офицер, но не кадровый, так что ни выправки у менявоенной, ни еще каких отличий… Значит, что-то в лице есть, раз даже в такомвиде, как сейчас – грязный я весь, воняет от меня после ночевки в сараепомойкой, – а все равно благородием называют…»

От пыли и запаха потных тел Борис закашлялся.

– Вода есть тут? – спросил он соседа, рябогомужика в поддевке.

– Эвон, размечтался! – хмыкнул тот. – Водыему подавай! Может, еще пожрать прикажешь? Сала, колбаски… Не бойсь, вашеблагородие, отощать не успеешь, потому проживешь ты в этом депо от силы двадня.

– Откуда точность такая? – усомнился Борис.

– А вот сам посуди: расстреливать они возят отсюданочью, перед рассветом. Грузовик у них один, и помещается в нем… ну, еслипоплотнее набить, так от силы человек двадцать. А здесь нас… ну, с полсотнинаберется, а то и побольше.

– И никто отсюда не выходит?

– Ну, если бабу какую они себе высмотрят. Так что, несомневайся, скоро и ты поедешь…

– В Ольховую Балку, – докончил Борис.

– Вот и сам все знаешь, – согласился сосед. –Один раз в ночь они рейс делают, на рассвете, потому что если раньше – то темноочень, боятся, что разбежимся мы. А если позже, то бабы рано-рано перед воротамидежурить начинают, надеются, глупые, своих увидеть да еды передать.

– Черт знает что! – вздохнул Борис и сел, уткнувголову в колени.