Прокурор рискует - Эрл Стенли Гарднер Страница 41

Не колеблясь ни секунды, Дорис бросилась к телефону. Неважно, что скажет Джим, но так больше продолжаться не может. Если надо, оназакричит. Она…

Наконец щелкнула задвижка замка, и дверь бесшумнораспахнулась. Мужской силуэт резко обозначился на фоне света от луны.

У Дорис Кейн все оборвалось внутри. Ноги отнялись, а сердце,казалось, вот-вот вырвется из груди. Трясущейся рукой она нажала навыключатель.

Неожиданно зажегшийся свет, видимо, испугал вошедшего и далвозможность Дорис перевести дух.

Она строгим тоном произнесла:

— Прошу меня извинить!

Правой рукой мужчина, в которой уже не было фонарика, снялшляпу, и этот простой инстинктивный жест окончательно успокоил миссис Кейн, ужене так строго она спросила:

— Вы не объясните, что все это значит?

Мужчина виновато улыбнулся и, рассмеявшись, ответил низкимраскатистым голосом:

— Ну да, конечно! Вы миссис Кейн. Мать Паулы Мелвин.

— Это не причина для вторжения в чужой дом.

— Я Хадсон Парлин, — искренне рассмеявшись, представилсямужчина. — Начальник Джима.

Он произнес это таким тоном, словно решил окончательнорастопить ледяную сдержанность Дорис Кейн.

Но опытная женщина не собиралась так легко отдаватьинициативу.

— Мне все же непонятно, зачем вы без разрешения вошли в дом.

Улыбка сползла с его лица, и он, нахмурившись, раздраженнопродолжал:

— Успокойтесь, просто я не ожидал вас здесь встретить. Джимсейчас занят и просил Паулу подъехать к нему. Он полагал, что вы уедете сразупосле обеда.

По крайней мере, он так мне сказал. Через несколько минутпосле разговора с Паулой, когда та уже уехала, Джим вспомнил, что нам понадобятсяеще кое-какие важные бумаги. Ему нужно было остаться, иначе наши позиции моглибы пошатнуться: одна из конкурирующих фирм оспаривает чистоту наших патентов иугрожает вчинить запретительный иск. Я попросил у Джима ключи от дома, чтобыпривезти документы. Окна были темными, и я ведь к тому же знал, что в доменикого нет. Наверное, я изрядно напугал вас. Извините, пожалуйста.

— Я действительно собиралась уехать сразу после обеда, —сказала Дорис, — но когда Джим позвонил Пауле и попросил ее приехать, яодолжила дочери мою машину. Хотя Джим был вправе полагать, что меня тут уженет.

Все объяснилось просто, ее страхи теперь казались ейнадуманными. Дорис даже почувствовала некоторую неловкость за свою склонностьчересчур драматизировать ситуацию.

— В конце концов, — теперь уже она чувствовала себявиноватой, — в свете того, что здесь приключилось… ну, вы понимаете…

— Я очень хорошо понимаю! — воскликнул мужчина. — Васрасстроило это самоубийство. Мне, несомненно, следовало бы позвонить в дверь.Даже в голову не пришло! Я был абсолютно уверен, что дом пуст, а эти бумаги намнужны позарез.

— В таком случае, проходите и забирайте ваши документы.

— Спасибо.

Он прошел мимо нее в гостиную и сказал:

— Я включу свет, полагаю, в доме было темно, потому что высобирались пройти наверх.

Дорис ничего не ответила.

Щелкнул выключатель. Несколько секунд мужчина стоял,озадаченно глядя на окно с открытыми шторами, потом спросил:

— Почему же был выключен свет?

— Ветер действовал мне не нервы, — спокойно ответила миссисКейн. — Я выключила свет, подошла к окну, а когда…

Она осеклась, чувствуя, как опять проклятый страх парализуетмозг. Перед ней возник образ человека крадущегося в темноте к дому… оглядывающегосяпо сторонам и осторожно водящего фонариком по земле…

Тот, кто…

— Вы стояли у окна? — как бы между прочим спросил мужчина, иона уловила в его голосе подчеркнутую небрежность.

Миссис Кейн молчала, не находя ответа.

— Давайте выключим свет, — решительно сказал он.

Она видела, как его рука медленно нащупала на стеневыключатель, раздался щелчок, комната погрузилась в темноту, и лишь свет,падавший из коридора, слабо освещал гостиную.

— Моя дорогая девочка, — прошептал мужчина. — Вы всядрожите.

Он шагнул к ней, но в следующую секунду Дорис, вскрикнув,бросилась к входной двери. Она схватилась за ручку — конечно, эта чертова дверьоткрывается вовнутрь, — а тяжелые шаги уже рядом, за спиной. Из ее горлавырвался крик.

В нем было столько леденящего душу ужаса, что она едва нелишилась чувств.