Крутой мэн и железная леди - Елена Арсеньева Страница 40

– Ну да, – растерянно кивнул он и тотчас ошалело замоталголовой: – То есть нет, нет у меня никакого склероза! Я пришел узнать адресГригория Орлова!

– Если не ошибаюсь, вы опоздали примерно на двести лет, – хмыкнулаАлёна. – Да и при чем здесь вообще Григорий Орлов?

– При том, что это я – Григорий Орлов, – настойчиво сказалрыжий. – Вернее, в том числе – я. Их знаете, как в городе много? И все же яодин.

«Каждый думает, что он не каждый!» – чуть не изрекла Алёнаодин из своих любимых трюизмов, однако рыжий тотчас пояснил, с чего это на неговдруг накатила уверенность в собственной уникальности:

– Они, эти Орловы, – все Ивановичи, Петровичи, Алексеевичи,а я – Григорий Модестович. С таким отчеством я один-единственный не только вНижнем Новгороде, но даже в области. То есть я сейчас убедился, что другогоГригория Модестовича Орлова в нашем регионе нет. Однако то письмо пришло именномне, на мой домашний адрес, вы понимаете?!

– Нет, – честно сказала Алёна. – Какое еще письмо?

– Письмо… – Рыжий, которого, как только что выяснилось,звали Григорием Модестовичем Орловым, принялся поспешно копаться в рюкзаке. –Алёна… ой, извините, я не знаю вашего отчества…

Отчество писательницы Дмитриевой было написано в выпускныхданных каждой ее книжки, но, в конце концов, это ведь не Григорий Орлов, а КатяСавельева любит книги вышеназванной писательницы!

– Отчество мое Дмитриевна, но это совершенно неважно, –отмахнулась она, чувствуя, что у нее даже руки похолодели от нетерпеливогожелания завладеть этим загадочным письмом. Так борзая чует поживу, еще не видяее… не зря, в конце концов, писателей зовут борзописцами!

– Посмотрите его, а? – просил бестолковый Орлов, не понимая,что Алёна только этого и ждет. – Я в нем ничего толком не понимаю, но вы жедетективщица! Вы же должны уметь разгадывать такие загадки, верно?

Наконец он откопал в недрах своего рюкзачка помятый конверти подал его Алёне.

Как советуют азы, некогда преподанные всякому желающемуШерлоком Холмсом, надо для начала хорошенько рассмотреть конверт.

И Алёна его рассмотрела.

Конверт был самый обыкновенный, неровно разорванный ииспачканный почему-то ржавчиной, с прилипшей к нему старой жевательнойрезинкой. Об отправителе это мало что могло сказать, а вот о получателе – да,говорило, и немало… Зато об отправителе красноречиво говорил его почерк.Корявый, неровный, он изобличал человека, которому редко приходится держать вруках перо, ну а текст письма только подтвердил это предположение. Такоеколичество грамматических ошибок на одном отдельно взятом тетрадном листкеАлёна давненько не видела… а может быть, не видела никогда. Впрочем, несмотряна безобразный почерк и полное отсутствие грамотности, мысли были выражены надиво связно.

«Я кое-что о тебе знаю, и вряд ли тебе понравится, если обэтом узнают другие. Хочешь строить из себя крутого – да на здоровье, нокое-кому ты немало здоровья попортил! Как, спросишь? Да так, что шкурку егопродырявил! Ты небось думаешь, что и я испугаюсь, если ты такой меткий стрелок?Ну так вот: я кое-кому все рассказал, так что имей в виду! Даже если решишьсячто-то против меня сделать, тебе это не поможет. Тогда всем станет известно,что ты – убийца. И хоть он жив, все равно же – ты в него стрелял, я это знаю!Хочешь, чтобы узнали все? Навряд ли ты тогда сможешь денежку зашибать,кривляка! А если я скажу об этом кое-кому из тех баб, которые тебя кадрят заденьги? Скажу, что они в койку пускают убийцу? Что ты с ним не поделил, с этимтипом? Я еще и до этого докопаюсь, если не заплатишь! Я хочу десять тысячбаксов. У тебя есть, я знаю, а если нет – найдешь. Если сразу все отдать несможешь, ладно, возьму частями, но чтоб не меньше, чем по тысяче за раз, и недольше, чем в течение месяца. Я человек честный, потом буду молчать как рыба облед, но если задумаешь словчить – пеняй на себя! Потому что мой кореш, которомуя это рассказал, знаком с начальником следственного отдела из городского УВД,так что сам знаешь, как и куда вся твоя история попадет, если попытаешься менямочкануть. Думаешь, все такие дураки, что твоему алиби поверят? Да ведь еще имашина того мужика пропала, так или нет? Так-так, знаешь, небось? Короче, Гриня,денежку готовь. Ты спросишь, как передать? Да обыкновенно, из рук в руки!Придешь к нам в ресторан, будто за делом, найдешь меня и передашь, понял?Первый срок тебе – пять дней, считая с 11 мая, когда ты это сделал. И не финти,не ври, будто письма вовремя не получил: я ведь сам тебе бросил его в почтовыйящик, нарочно маялся в адресном бюро, твой адресок узнавал! Плати, короче, и невыдрючивайся! Выдрючиваться перед бабами и мужиками своими будешь, а передомной не надо, пидор! За все в жизни нужно отвечать, теперь ты это понимаешь?Так что – жду, понял?»

– Бог ты мой… – пробормотала Алёна. – Ну и ну! Какие людиживут в нашем городе! А вы абсолютно уверены, что это не вы кого-то таммочканули 11 мая?

– В том-то и дело, – очень серьезно ответил Григорий.

– Лунатизмом не страдаете? – вспомнив вдруг про своизнакомства с психиатрами, спросила Алёна докторским голосом. – Раздвоенияличности не наблюдалось?

– Какое раздвоение, вы что? – почему-то обиделся ГригорийОрлов. – Да меня вообще 11 мая в городе не было, понятно? Я Катю в Доскиновозил, родителям показывать! Между прочим, я вас почему знаю? Потому что у васв Доскино была дача?!

При слове «Доскино» охота шутить у Алёны моментальнопропала. Тому были свои давние причины. Во-первых, в деревне ДоскиноБогородского района у супругов Ярушкиных и в самом деле когда-то был чудненькийдомик, и не сказать словами, сколько удовольствия доставляла Алёне возня восаду ли, в огороде. Но теперь это все осталось, так сказать, в прошлой жизни ипринадлежало к миру воспоминаний, которые Алёне совершенно не хотелосьворошить. Не хотелось не только потому, что обида на Михаила все еще не прошла,да и не пройдет никогда, наверное. С этим домиком было связано еще однособытие… Не то чтобы Алёна его стыдилась – по сути дела, она не знала, какотноситься к случившемуся. Она считала, что это событие очень многое определилов ее жизни и освободило, как ни странно, от очень многих комплексов. На этутему ей всегда хотелось поговорить с каким-нибудь толковым психологом илипсихиатром. Алекс, конечно, был хорошим психологом, но ему ту историю былорассказать совершенно немыслимо, категорически! А вот посоветоваться с ЮриемЛитвиненко было бы недурно…